Андрей Воронин - Спасатель. Серые волки

Он вышел из машины и, перед тем как закрыть за собой дверцу, с искренним чувством сказал:

– Спасибо, Мартышка. Ты даже не представляешь, как сильно мне помогла.

– Липский, – предостерегающим тоном произнесла Марта, – лучше угомонись. Мало тебе?

– Много, – сказал Андрей. – Так много, что хочется с кем-то поделиться.

– Андрей!!!

На этот раз в ее голосе прозвучала такая искренняя, безысходная мольба, что даже в нашпигованной анестетиками мозолистой душе блогера Липского дрогнула какая-то не до конца замороженная жилка.

– Да ладно тебе, – нарочито грубо сказал он. – Ты ведь, если что, меня отмажешь, верно?

Двигатель, на который подали слишком много мощности, гневно взревел. Захлопнувшаяся от рывка дверца едва не оторвала Андрею пальцы (между прочим, основной рабочий инструмент, почти такой же важный и необходимый, как головной мозг), и «хонда», стремительно сорвавшись с места, выпущенной из мушкетного ствола серебряной пулей скрылась из вида за поворотом.

Андрей рассеянно похлопал себя по карманам. Зажигалки не было. Тогда он попросил огоньку у первого попавшегося прохожего с дымящейся сигаретой в зубах. Давая ему прикурить, прохожий странно косил глазами, и Андрей, хоть и не сразу, сообразил, куда он смотрит. Оказалось, что незнакомец косится на банковскую пачку пятитысячных купюр, все еще зажатую в руке свободного журналиста Липского. Опомнившись, поименованный журналист убрал в карман презентованные бывшей женой деньги, докурил одну из подаренных ею же сигарет, выбросил окурок в урну, предварительно его затушив, и, оглядевшись напоследок, нырнул в распашные стеклянные двери станции метро.

Загородная база стрелкового клуба «В. Телль & сыновья», на которую Кошевой давно зазывал Андрея Липского, занимала приблизительно два гектара площади, с одной стороны ограниченной малоезжей проселочной дорогой, а с другой – тихой лесной речушкой, за века промывшей себе глубокое ложе в здешней бесплодной песчаной почве. Вода ее цветом напоминала крепкий кофе из-за множества древесных стволов, что десятилетиями гнили на дне, и красиво контрастировала с желтовато-белыми песчаными обрывами. На берегах росли сосны, чьи узловатые корни переплетали толщу обрывов и висели в воздухе, почти касаясь воды.

Здесь, у реки, на безопасном удалении от ненадежного, то и дело меняющего свои очертания берега, Кошевой поставил баньку. Помимо нее, на участке имелся гостевой домик на четыре уютных номера, большой навес для пикников, крытый тир на случай плохой погоды и кое-какие хозяйственные постройки. Но главным здешним объектом, ради которого, собственно, и создавалась база, конечно же, было грамотно оборудованное стрельбище под открытым небом. На его присутствие прозрачно намекали размалеванные наклонными черно-белыми полосами въездные ворота, по обеим сторонам которых возвышались бутафорские сторожевые вышки. На вышках были установлены старые паровозные прожекторы; кроме того, каждая была оснащена самолично сваренной Кошевым из водопроводных труб конструкцией, которая при взгляде снизу вполне могла сойти за пулемет. В левой створке ворот было прорезано смотровое окошечко, закрывающееся изнутри откидной заслонкой; рядом с окошечком, лишний раз напоминая о милитаристских наклонностях хозяина, в равных пропорциях смешанных с дурашливостью, красовалась табличка с грозным и бессмысленным требованием предъявить пропуск в развернутом виде. Другие таблички, не столь заметные и совсем не дурашливые, были развешены на заборе из колючей проволоки вдоль всего периметра базы, предупреждая случайного грибника о вполне реальной возможности поймать шальную пулю.

День, когда известный блогер Андрей Липский наконец-то соизволил принять приглашение, выдался сереньким, пасмурным. То и дело начинал накрапывать дождь, что отнюдь не шло на пользу привезенным накануне и сложенным около бани для просушки дровам. Над широкой кирпичной трубой бани с самого утра вился, стелясь по мокрой крыше, белесый дымок: гостей Кошевой всегда принимал по полной программе, придерживаясь того мнения, что, собираясь напиться как свинья, вовсе не обязательно быть таким же, как она, грязным. К тому же в бане, как и в вагоне поезда, люди становятся более открытыми, а Дмитрий Кошевой, как известно, любил общаться и узнавать что-нибудь новенькое.

Без роскоши человеческого общения Кошевой обходился уже вторую неделю кряду. В такие периоды, когда ему никого не хотелось видеть, он звонил на базу и отдавал соответствующее распоряжение, так что к моменту его прибытия немногочисленный персонал бесследно испарялся. Персонал этот зимой и летом состоял из парочки молчаливых мужиков, аборигенов из соседней деревни, которые за скромную по московским меркам плату охотно и добросовестно выполняли всю необходимую работу – от несения караульной службы до латания крыш и обслуживания гостей. За эту безотказность Кошевой называл их «Двое-из-Ларца», хотя одинаковыми с лица они вовсе не были.

Такие периоды хандры и мизантропии случались с умеренной периодичностью и всегда имели четкую, хорошо известную Кошевому причину. Как правило, она заключалась в чьем-то горячем и недурно оплаченном желании отправить меткого стрелка по стопам его многочисленных клиентов. Иногда это в высшей степени неразумное желание посещало друзей и близких очередного покойника, но чаще на Кошевого охотились заказчики, насмотревшиеся плохих фильмов и потому уверенные, что валить всех подряд без разбору – единственный способ обеспечить конфиденциальность.

Переселяясь на базу, Кошевой отключал все телефоны, оставляя работать только один, номер которого был известен лишь Двоим-из-Ларца. Дорога, ведущая к базе, проходила через деревню, и, когда проехавшая единственной деревенской улицей машина сворачивала в сторону леса, кто-нибудь из них звонил Кошевому и коротко сообщал: «Едут», иногда уточняя, кто и в каком количестве пожаловал на этот раз.

Получив сообщение, Кошевой незамедлительно принимал меры. Иногда тревога оказывалась ложной, иногда нет. Тогда, покончив с делами, он звонил в деревню, и Двое-из-Ларца приезжали к нему на тарахтящем, мафусаилова века «козлике», чтобы помочь с похоронами.

Все делалось тихо, без помпы и заявлений в прессе, однако со временем слух о том, что пытаться расплатиться с Кошевым пулей, особенно когда он окопался у себя на базе, очень вредно для здоровья, распространился достаточно широко. Тем не менее отчаянные парни время от времени все же встречались, и количество безымянных, отлично замаскированных могил в дальней осиновой роще продолжало увеличиваться – правда, намного медленнее, чем прежде.