Андрей Воронин - Спасатель. Серые волки

Въехав во двор, «Волга» сразу нырнула в знаменитую Уксусову траншею, вкатилась под замаскированный зеленой лужайкой бетонный свод и остановилась. Водитель заглушил мотор, Беглов выбрался из салона, оставив дверцу приоткрытой, и в своеобычной популистской, уголовно-депутатской манере дружески пожал руку подбежавшему охраннику.

– Здорово, Скелет, – приветствовал он собеседника, в котором на глаз было пудов семь живого веса. – Как вы тут кантуетесь? Проблем нет?

– Какие проблемы, Илья Григорьевич? – пожал могучими плечами боец. – Живем как у Христа за пазухой, на свежем воздухе, на всем готовом. Всего-то и напряга – перед соседями не отсвечивать, как вы велели, так разве ж это проблема?

– Сильно-то не расслабляйтесь, – с напускной строгостью сказал Беглов. – Знаю я вас, золотую роту… А что баба?

– А что баба? – снова пожал плечами Скелет. – Ведет себя тихо – не орет, не стучит, жрет, что дают, и помалкивает в тряпочку. В общем, все бы так, я б в жизни горя не знал.

– Я же говорил: это не баба, это – кремень, – повернув голову к оставшемуся в машине генералу, с уважением молвил народный избранник. – Не обижаете? – спросил он у Скелета.

– Так не велено же, – с оттенком разочарования ответил тот.

– То-то, что не велено, – подтвердил Беглов. – Глядите, пацаны! Узнаю, что кто-нибудь ее пальцем тронул, – самого раком поставлю и так опущу, что его правнуки спросонья за ж… хвататься будут. Потерпите, уже недолго осталось. Веди, надо глянуть, как она там. Ты идешь? – снова обернулся он к генералу.

Недовольно ворча, Василий Андреевич выбрался из машины и знакомой дорогой – через прорезанную в мощных стальных воротах низкую дверцу, через обширный, ничем не занятый подвал с поленницей березовых дров у дальней стены, а потом по длинному, узкому, заметно уходящему вниз коридору – последовал за Бегловым и охранником, отзывавшимся на откровенно издевательскую кличку Скелет.

Остановившись у массивной, как в бомбоубежище, стальной двери камеры, Скелет полез за ключом. Беглов выразительно постучал себя по виску согнутым указательным пальцем и, отодвинув чуть было не накосячившего бойца, отвел в сторону жестяную заслонку, что закрывала прорезанное в двери смотровое отверстие. Приникнув к нему одним глазом, господин депутат какое-то время молча наслаждался открывшимся ему зрелищем, а затем неопределенно хмыкнул и, отойдя от двери, жестом предложил генералу последовать своему примеру.

Его превосходительство наклонился и посмотрел в глазок – без какой-либо определенной цели, а просто потому, что не видел альтернативы этому простому действию. Не зря же он, в самом-то деле, сюда тащился!

Женщина сидела на откидных нарах напротив двери, смирно сложив на коленях руки, и спокойно, без тени страха смотрела прямо в глазок. Она была одета по-домашнему, в махровый халат и тапочки с меховой оторочкой, и имела без преувеличения сногсшибательную внешность. Съехавшая на сторону пола халата открывала колено, которое, как и расположенная ниже его голень, имело совершенную, чуть ли не математически выверенную форму. Пару раз пройдясь взглядом от колена до лодыжки и обратно, генерал Макаров ощутил у себя в брюках подозрительное шевеление.

Это было нехорошо: его превосходительство привык бережно относиться к своим желаниям, но очень сомневался, что в данном конкретном случае Беглов – а значит, и кормящаяся с его ладони охрана – с охотой пойдет ему навстречу.

– Слушай, – закрыв глазок и выпрямившись, все-таки обратился он к Беглову, – а нельзя с ней как-нибудь… того… уединиться?

Заломив бровь, Илья Григорьевич с веселым недоумением посмотрел на него, а затем нарочито медленно опустил взгляд к ширинке генеральских брюк, где виднелось характерное вздутие, которого минуту назад там не было.

– Э, – протянул он, – повело кота за салом! Да ты, как я погляжу, никак не угомонишься! Опять своей порнухи насмотрелся, кобель неугомонный? Ох, гляди, оторвет тебе когда-нибудь госпожа генеральша твой стручок! Это в лучшем случае, – весело хрюкнув, добавил он. – А худший я могу тебе организовать прямо сейчас. Давай заходи, не стесняйся. Чувствуй себя как дома. Только имей в виду, что эта красотка с шестнадцати лет занимается не только юриспруденцией, но еще и дзюдо. Сейчас ей что-то около тридцати – ну, плюс-минус парочка лет. Сосчитай и прикинь, много ли у тебя шансов не то что потешить беса, а хотя бы выйти оттуда на своих ногах.

– Ай как страшно! – ворчливо воскликнул Василий Андреевич. – Между прочим, чем скалиться, мог бы и посодействовать.

– Со временем, может, и посодействую, – уклончиво пообещал Беглов. – Если будешь себя хорошо вести, если желание не пропадет… ну, в общем, если все выйдет как надо, по-нашему.

– Она же, наверное, все слышит, – спохватился его превосходительство, охваченный внезапным и, как обычно, неуместным приступом несвойственной ему деликатности.

– Ну и что? – равнодушно пожал плечами Беглов. – Пускай слушает, пока есть чем. Все веселее, чем слушать, как тебя черви под землей потихоньку хавают.

Он хлопнул генерала по плечу и увлек его к выходу, смеясь над собственной шуткой. Сидя на жестких дощатых нарах и глядя в ослепший дверной глазок, Марта Свирская слушала удаляющиеся отголоски его смеха – долго, гораздо дольше, чем они звучали на самом деле.

Высокая кирпичная стена была залита ярким, мертвенным светом галогенных прожекторов. Ночь была теплая, парная, в лучах прожекторов тучами толклась бестолковая мошкара – слеталась со всей округи на свет, гибла, опалив крылышки о горячее стекло, но продолжала лететь, вызывая смутные ассоциации с камикадзе – японскими пилотами-смертниками, таранившими на своих винтомоторных истребителях американские крейсеры и авианосцы.

Все было рассчитано до мелочей и распланировано буквально по секундам – так утверждал командовавший операцией угрюмый великан, без затей представившийся Степаном Антоновичем. Андрею очень хотелось в это верить; сам он расчетливостью и пунктуальностью никогда не отличался, и было приятно хотя бы ненадолго почувствовать себя маленьким винтиком в идеально отрегулированном и любовно смазанном механизме – не одиноким воином в вытоптанном вражескими полчищами поле, а облеченным минимальной ответственностью членом слаженного коллектива профессионалов.

Ответственность и впрямь была минимальная: никуда не лезь, никому не мешай, а главное, постарайся не переломать ноги и не прострелить башку ни себе, ни соседу. Представь, что ты – включенный в состав наступающей армии завоевателей летописец, чье оружие – перо, чернильница и свиток этого, как его… ну, на котором в древности все время писали… правильно, пергамента! Или там охапка надлежащим образом обработанной бересты… Представил? Молодец! Тогда держи ствол – просто так, на всякий пожарный случай. Пользоваться-то умеешь? Да ладно! А ну, покажи! Гляди-ка, и впрямь умеешь… Так вот: ты это свое умение спрячь подальше и не доставай, покуда крайняя нужда не подопрет. Потому что хозяин поставил задачу четко: жмурики ему ни к чему, а уж уголовное дело по факту вооруженного нападения с человеческими жертвами ни к чему и подавно. А слово хозяина, чтоб ты знал, – закон. Не знаю, как где, а здесь – закон, и точка. Потому что, кто платит, тот и танцует девушку, понял? Ну и молодец. Я так и знал, что поймешь, иначе на кой ляд человеку высшее образование?