Андрей Воронин - Спасатель. Жди меня, и я вернусь

Палата, расположенная между ординаторской и занимаемым Медведем двенадцатым номером, пустовала. Найдя это весьма удобным, верная дочь Системы темным призраком заскользила дальше. У нее были чересчур худые, почти лишенные мускулатуры ноги, напоминавшие две кочерги или пару палок, вставленных в подол просторного халата. Она всегда стеснялась своих ног и, когда могла, носила брюки, но здесь и сейчас эти жалкие хворостинки служили ярким дополнительным штрихом к создаваемому образу.

Наконец она остановилась перед дверью двенадцатой палаты и прислушалась, затаив дыхание. В восьмом номере продолжали храпеть; из ординаторской снова послышался зазывный женский смешок, звякнуло стекло – не так, как звенят, соприкасаясь, бокалы, и не так, как звякает, легонько ударившись о край наполняемого фужера, горлышко бутылки, а так, как звенит потревоженная толчком посуда на случайно задетом столе. Этот звук означал, что флирт перешел в фазу активного физического контакта и что на ближайшие несколько минут о медицинском персонале можно смело забыть. Больше в темный коридор не проникало ни звука, если не считать чуть слышного журчания талой воды в водосточном желобе под крышей, доносившегося со стороны расположенного в конце коридора окна.

Убедившись, что все спокойно, посланница Системы опустила руку в карман халата и вынула оттуда универсальный ключ – отмычку, подходящую к замкам всех занимаемых пациентами палат. Чтобы находящиеся здесь на излечении богатенькие алкаши, наркоманы и психи при желании могли тешиться иллюзией уединения и притворяться, что обитают не в частной психушке, а в доме отдыха или отеле, им позволяли запираться в палатах. Но, поскольку это все-таки был не отель, а именно психушка, персонал должен был иметь свободный доступ в палаты – если понадобится, то и вопреки желанию постояльцев. Поэтому замки в дверях комнат, как в каком-нибудь американском отеле, открывались универсальной отмычкой, которая хранилась у сестры-хозяйки. Сегодня в конце дня, перед уходом домой, эта косолапая растяпа заходила к парализованной пациентке, чтобы сменить постельное белье, случайно (ну, разумеется, а как же еще – нарочно, что ли?) залитое клюквенным морсом. Чтобы перестелить постель, пациентку пришлось пересадить в кресло, и по ходу этой операции отмычка незаметно перекочевала из кармана белого медицинского халата в карман синего шелкового халата Анны Дмитриевны Веселовой. Раз-два, и готово, а завтра кто-нибудь найдет отмычку в коридоре первого этажа, где-нибудь у двери кладовой постельного белья, и толстозадая раззява получит нагоняй за халатное отношение к вверенным ей материальным ценностям. И поделом: не надо щелкать клювом.

Отмычка вошла в замочную скважину как по маслу, издав серию мягких, едва слышных щелчков. Запертый на два оборота замок открылся послушно, без малейшего сопротивления; повернув ручку, она бесшумно переступила порог.

Час расплаты настал. Медведю долго удавалось ускользать от возмездия, но теперь его время истекло. Пришло другое время – время собирать камни, отдавать долги и возвращать то, что было незаконно присвоено два десятка лет назад. Снова прислушавшись и не услышав ничего подозрительного, грозная тень в синем шелковом халате включила фонарик и бесшумно заскользила через маленькую прихожую в сторону спальни.

Ей пришлось остановиться, когда в тишине погруженного в темноту помещения послышался знакомый маслянистый щелчок взведенного курка и хриплый голос, дыша парами неусвоенного алкоголя, негромко произнес:

– Все-таки я не обознался. Явилась, старая сука!

– Ты тоже не молодеешь, – не оборачиваясь, сказала она. Тонкий луч фонарика упирался в кровать, на которой лежала сооруженная из одеяла примитивная кукла. – Надеюсь, у тебя хватит ума и самообладания не спустить курок. Перебудишь весь пансионат.

– Ну и что? – возразил Медведь, и по голосу чувствовалось, что он ухмыляется. – Пусть бы насладились зрелищем твоего чудесного исцеления. Какая была бы реклама для этой богадельни! Слепые прозревают, безногие начинают бегать по лестницам… А все целебный подмосковный воздух, хвойные ванны и консультации знающих специалистов!

Ствол пистолета коснулся ее затылка, аккуратно, почти нежно раздвинув пышную, уложенную волосок к волоску прическу.

– Какой сюрприз, – куражась, потому что свято верил в силу оружия и в свои собственные силы, продолжал Медведь. – Будь ты помоложе, я бы с удовольствием воспользовался ситуацией.

– Ты бы обязательно попытался ею воспользоваться, если бы еще был на это способен, – не осталась в долгу она.

– Врешь, старая швабра, дело не во мне, – как и следовало ожидать, слегка осатанел он. – Просто я лучше сделаю это с подкладным судном, чем с тобой, тощая ящерица!

– Хватит, – кладя конец беспредметному спору, сказала она. Луч фонарика по-прежнему освещал пустую кровать, пистолетный ствол твердо упирался в затылок; карман халата и то, что в нем лежало, были недосягаемы, потому что руки приходилось держать на виду: в таких ситуациях Медведь не любил шутить, не признавал полумер и действительно мог, наплевав на возможные последствия, нажать на спусковой крючок при малейшем намеке на сопротивление. – Хватит, Медведь. Игра сделана, ставок больше нет. Ты долго бегал, но, сколь веревочке ни виться… Ты ведь сам понимаешь: теперь, когда мы тебя нашли, снова убежать не удастся.

– А я попробую, – сказал он. – Терять-то все равно нечего!

– Ну, почему же, – возразила она. – Я уполномочена передать, что при разумном поведении ты имеешь все шансы сохранить жизнь. Просто отдай то, что тебе не принадлежит, и можешь спокойно коптить небо дальше.

– Пой, ласточка, пой, – недоверчиво ухмыльнулся он. – Кому ты это рассказываешь? И потом, у меня нет ничего, что не принадлежало бы мне по праву. Ничего такого, по крайней мере, на что у тебя было бы больше прав, чем у меня.

– Речь не обо мне, – сказала она.

– Правда? А о ком же?

– Не валяй дурака, ты отлично знаешь ответ. Система! Эта вещь принадлежит ей, и бегать от нее бесполезно.

– Опомнись, старая ты дура! – воззвал Медведь. – Какая Система?! Твоей Системы давным-давно не существует! Банда кретинов… Выдумали дурацкое словечко «Система» и молятся на него, как на чудотворную икону. А оно давно ни черта не означает. Если вообще когда-нибудь означало…

– Ты кого сейчас пытаешься убедить – себя или меня? – иронически поинтересовалась она. – Это в обоих случаях бесполезно. Мы оба знаем, что Система была всегда и всегда будет. Люди и названия меняются, империи проходят, а Система остается. Она – мозг и нервы любого государства, и поэтому ни одно государство не может без нее обойтись. И не было случая, когда одиночка сумел одолеть или хотя бы обмануть Систему, будь он хоть семи пядей во лбу. А у тебя столько не наберется, даже если мерить лоб от бровей до загривка. Думаешь, ты двадцать лет бегал от нас и оставался в живых только потому, что такой умный и ловкий? Не обольщайся! Просто до тебя не доходили руки, да и нужды не было. Теперь нужда появилась, руки дошли, и – вот он ты, вот она я, и никуда ты, голубчик, теперь от нас не денешься.