Феликс Разумовский - Кара

Не мешкая, Савельев беззвучно забросил на стену Зиминой усадьбы кошачью лапу — особой формы металлический зацеп, покрытый специальным мягким пластиком, — и, живо вскарабкавшись по веревке на самый верх, перекинул ее на другую сторону ограждения, после чего мягко приземлился среди кустов крыжовника.

На секунду он неподвижно замер вслушиваясь, однако в доме все было спокойно. Неслышно ступая по песчаной дорожке, Савельев направился прямиком к воротам гаража, располагавшегося в глубине фундамента. Массивные, обитые железом створки были заперты, но не так, как полагалось — мощным запором изнутри, а на паршивый висячий замок, презрительно называемый в кругах определенных соплей.

Забурел Зямин рулевой — было ему, как видно, западло, поставив «мерседес» в гараж и заперев ворота по уму, выбираться наружу через весь дом, вот и схалтурил он, о последствиях даже не подозревая. Савельев сноровисто достал волчий прикус — специальный резак с длинными ручками — и, с легкостью дужку замка перекусив, беззвучно проскользнул между створок.

Помещение было просторным — громада «шестисотого» едва ли занимала половину его. Без труда пробравшись мимо «мерседеса», Юрий Павлович сразу же заметил дверь, которая вела внутрь дома. Была она железной, с мощным ригельным замком, однако здесь, вдали от посторонних взглядов, можно было смело использовать гусек — портативный металлорежущий аппарат, — и Савельев принялся доставать из ранца небольшую кожаную сумку, содержимое которой было изготовлено в Японии.

Нацепив вместо фотонного умножителя черные очки, он приоткрыл маховичок редуктора, щелкнул зажигалкой и, отрегулировав пламя, направил его шипящий язычок перпендикулярно ригелям замка. Сейчас же весело брызнул во все стороны фейерверк раскаленных искр, запахло горелым металлом, затем, на удивление быстро, огненный водопад иссяк, и, убрав автоген на место, Юрий Павлович снова надел маску ноктовизора.

Легко поддавшись, дверь открылась без скрипа. Вытащив из кобуры ствол, Савельев стал неслышно подниматься по ступеням узенькой бетонной лестницы, пока не очутился в коридоре первого этажа. Пол здесь был застелен ковролином. Осторожно ступая по мягкому ворсу, Юрий Павлович направился к двери, из-за которой слышался смачный храп — как видно, одного из телохранителей. Дверь была незаперта, и, без труда попав в небольшую, жарко натопленную комнату, Савельев узрел раскинувшегося на спине охранника — рот его был широко открыт и казался темной дырой на бледном овале лица.

«Баюшки-баю». — Киллер крадучись приблизился, засунул ствол пистолета между зубами спящего и плавно нажал на спуск. Раздался звук, похожий на хлопок в ладоши, рука Савельева ощутила легкий толчок отдачи, а на подушке, у затылка лежавшего, начало стремительно расплываться кроваво-черное пятно.

Ранения такого плана, как правило, всегда смертельны, однако по привычке всадив своей жертве еще контрольную пулю между бровей, Юрий Павлович мгновенно выскочил в коридор и осторожно двинулся дальше, отстрелянные гильзы не подобрав — плевать, немаркированные.

Второй телохранитель был более предусмотрителен: дверь в его комнату была заперта изнутри. Достав уистити — специальные щипцы для проворачивания ключа в замочной скважине, Савельев, в течение минуты проникнув внутрь, двумя выстрелами в голову прикончил и его.

«А где же третий поросенок?» — Внимательно прислушиваясь, киллер обошел весь первый этаж, однако кроме двух холодных тел там никого не было. Попав из коридора в огромный холл с камином и белым роялем со свечами, Юрий Павлович принялся осторожно подниматься по украшенной резными поручнями лестнице.

Она привела его в гостиную: шикарная кожаная мебель на трехцветном узоре паркета, старинные картины на покрытых мореным дубом стенах, сногсшибательный полутораметровый «пионер» на стеллаже из черного дерева. Прислушавшись к звукам, доносящимся из соседней комнаты, Савельев понял, что теледеятель был там не один. От омерзения лицо киллера исказилось. Сильнейшим йоко-гири-кикоми — боковым проникающим ударом ноги — распахнув закрытую на задвижку дверь, он ворвался в спальню и принялся методично расстреливать из автомата потные, слившиеся воедино мужские тела. Спустя недолгое время, выпустив каждому любовничку по контрольной пуле в лоб, Юрий Павлович неслышно спустился по лестнице, благополучно выбрался через гараж из дома и, преодолев стену, стал присыпать дорожку отхода антисобакином — на всякий случай, не помешает.

Быстро добравшись до леса, он помчался между стволов сосен изо всех сил и остановился только через полчаса около заранее вырытой рядом с огромным полусгнившим пнем широкой двухметровой ямы. Пару секунд он стоял неподвижно, переводя дыхание, затем быстро отправил на самое дно оружие, кинул туда же рюкзак, комбинезон с бронежилетом и, оставшись в свитере, брюках и маскировочных бахилах, вылил следом содержимое пятилитровой канистры с азолитом — окислителем чрезвычайной мощности. Бросив емкость в глубину моментально задымившейся ямы, Савельев вытащил из-под кучи сосновых веток лопату и принялся сноровисто засыпать небольшой клокочущий вулкан, отлично зная, что это на процесс уничтожения вещдоков не повлияет.

Наконец кряхтя он уперся обеими руками в полусгнившую древесину, заранее подрубленные корневища подались, и пень плотно улегся на свеженасыпанную почву. Внимательно проделанную работу осмотрев, Юрий Павлович рассыпал вокруг остатки антисобакина и с лопатой в руках что было мочи поспешил к машине.

Удивительно, но завелась она с первого раза. Вырулив на шоссе, Савельев направился к Москве. Километров через пять он съехал на обочину и, утопив ноктовизор, лопату и бахилы в глубоком, полном ржавой болотной воды озерце, вернулся в «шестерку», медленно сжевал шоколадку и не торопясь тронулся в путь — дорога была скользкой.

Без особых приключений он добрался до Москвы. Запарковав «жигуленка» на старое место, Юрий Павлович бросил ключи от него в мусорный бак на помойке и неспешно пошагал к соседнему дому, где его ожидала «девятка».

Между тем часы показывали уже четыре часа утра — время, когда человека максимально одолевает сон. И действительно, не привлекая ничьего внимания, Савельев выехал из двора и направился на другой конец города, где на втором этаже грязной, полуразвалившейся хрущебы у него была заангажирована еще одна квартира.

По пути он остановился рядом с «ночником», не жалея денег, набил полиэтиленовый пакет едой и, провожаемый равнодушным взглядом сонного охранника, снова уселся за руль. Несмотря на то что ему удалось вздремнуть днем, Савельев устал. Ничего не поделаешь — сороковник. Запарковав машину неподалеку от помойки, он быстро избавился от бороды с усами, вытащил из багажника сумку и направился к грязной, с исписанными стенами парадной.