Виктор Доценко - Тень Бешеного

На берегу тихого озера, в тени вековых сосен, стоял столик с богатой закуской и еще более дорогими напитками. В последнее время Аристарх начал замечать за собой страсть к вкусной еде и французским выдержанным винам. Он часами мог бродить по винным подвалам шикарных московских магазинов, чтобы выбрать всего две–три бутылочки, покрытые пылью. Зато цена этих бутылочек была такова, что магазин мог не работать неделю после его визита.

Владельцы винных бутиков молились на Молоканова и исполняли любую его прихоть. Аристарху это нравилось, и капризы его становились все более изощренными.

Вот и сейчас перед ним на столике среди прочих находилась бутылка красного вина «Шато–Икем» 1928 года, считавшегося счастливым для французских виноградарей. Именно в том далеком году был самый удачный урожай винограда, из которого сделали вино — ценнейшее достояние Франции. Когда Молоканов спросит о цене этой бутылки у владельца винного магазина, что на Кузнецком мосту, тот, зажмурясь, назвал пятизначную сумму, услышав которую Боня, маявшийся за спиной хозяина, изумленно присвистнул. Молоканов, ни секунды не колеблясь, тут же приказал Боне выплатить всю сумму до доллара.

Владелец магазина с большим огорчением понял, что продешевил, так как Молоканов мог бы легко заплатить и вдвое больше…

Около столика в плетеных креслах, которые Молоканову изготовили по особому заказу из пальмы ротанг искусные мастера с индонезийского острова Бали, сидели двое. В одном кресле расположился сам Молоканов. Он сидел забросив ногу на ногу и нервно постукивал себя по коленке ножкой бокала из богемского хрусталя. Молоканов сам не понимал причины своего беспокойства. И это злило еще больше.

В другом кресле находилась Малгожата, проститутка из конторы, которая давала в газетах объявления из одного слова «иностранки». Будучи человеком осторожным, Молоканов вызывал девушек из разных контор и вводил им наночип для того, чтобы они никогда уже не вспомнили ни имя и внешность клиента, ни расположение его тайного дома. Иностранок он предпочитал еще и потому, что они рано или поздно вернутся на родину и тем более забудут о нем.

Польская красавица Малгожата была необыкновенной дурой, лишенной даже намека на мозги, что очень нравилось Молоканову. Ему было не по душе, когда женщины пытались взять над ним верх. Он сразу давал понять, что ему это не нравится. Малгожата даже не пыталась проявлять женский норов и вела себя тихо и покорно, исполняя любую прихоть Аристарха.

То ли Малгожате ударило в голову розовое испанское шампанское «Фрейшат», то ли ветерок с озера унес у нее остатки осмотрительности, но сегодня случилось невероятное. Молоканов привычно хлопнул себя по коленке, что означало: «Быстро возьми в рот моего «приятеля»!»

Малгожата в ответ на предложение надула губки и умоляюще проговорила, нещадно путая русский с польским:

— Очень прошу пана, не сейчас. Я так устала, что двигаться не могу.

Молоканов был потрясен.

Малгожата не поняла, что сморозила глупость. Более того, она ленивым жестом дотянулась до бутылки бесценного «Шато–Икем» и плеснула себе в бокал. При этом пролив на стол несколько капель драгоценной влаги.

Это совсем вывело Молоканова из себя, и кровь ударила ему в голову.

— А мне надо, чтобы только язык твой двигался! Ты что, с ума сошла? Ты смеешь мне отказывать, ты, сучка! — взревел он, вскакивая с кресла.

До Малгожаты наконец дошло, что она сваляла дурака.

— Милый пан, прошу прощения, ищу к вам, иду! — испуганно воскликнула полька.

— Всякая блядь будет тут мной командовать! — разбушевался Молоканов. — Совсем нюх потеряла, шлюха поганая!

Его лицо побагровело. Долго копившаяся в Молоканове отрицательная энергия искала выход. Выход был найден в лице несчастной варшавской проститутки.

Малгожата торопливо выбралась из кресла, мгновенно скинула с себя коротенькое платьице, оставшись в одних ажурных трусиках, опустилась перед Молока- новым на колени, привычно распахнула его халат и устремилась губами к его плоти. Но Молоканов грубо оттолкнул проститутку. Она откинулась на землю, шлепнулась на упитанные ягодицы и, хлопая голубыми глазами, изумленно смотрела на обычно спокойного клиента, пытаясь понять, как ей исправить допущенную оплошность.

Аристарх наклонился, чтобы ударить девушку рукой, но передумал и ткнул ее ногой в лицо. Малгожата опрокинулась на траву, еще не успевшую просохнуть от ранней росы. Она подняла мокрое лицо, по которому растеклась тушь. Теперь было видно, что девушка не так уж и красива: нос длинноват, скулы слишком высоки. Остренький подбородок. Но клиенты обожали проститутку за умение обрабатывать мужское естество столь искусно, что даже самые безнадежные оживали у нее во рту, извергая сексуальный нектар, как огнетушитель — пену на пожаре.

— Ты — блядь, была блядь и будешь ею! — Молоканов продолжал заводить себя, остановить его было уже невозможно.

Он подскочил ближе к польке и вновь склонился над ней. Малгожата со страхом прикрыла лицо.

— Продажная тварь, а туда же — возражать вздумала! Да я с тобой такое могу сделать, такое, что…

Молоканов на секунду задумался. Действительно, а что бы такое придумать? Малгожата дрожала у его ног, и ощущение власти над трепещущей у его ног женской плотью с вздымающейся от страха грудью возбуждало Молоканова почище коллекционного вина. Он взял со стола трубку телефона.

— Боня!

— Да, хозяин!

— Бери чемоданчик — и марш ко мне.

— Какой чемодан? — не понял тот.

— Что значит «какой чемодан»? Ах, да, я же не сказал… Тот чемодан, что я купил месяц назад. Ну, тот, что через Интернет выписал. Вспомнил?

— Так точно, хозяин!

— Тогда хватай его и тащи сюда.

Молоканов бросил телефон на стол, взглянул на Малгожату и криво улыбнулся:

— Узнаешь сейчас, что значит ослушаться дядю Аристарха. Сейчас я тебе покажу, кто здесь хозяин. Ваши паны в Польше мало вас пороли, оттого такие говорливые получились у них холопы. Так я исправлю их ошибку.

Малгожата испуганно всхлипнула.

— Молю вас, пан, простите глупую бабу! — взмолилась она, догадываясь, что ее ожидает нечто страшное.

Но Молоканов ничего не хотел слушать и лишь что‑то бормотал себе под нос.

Через пару минут рядом со столиком как из‑под земли вырос преданный Боня. Осторожно положив чемоданчик на стол, он уставился на Молоканова собачьим взглядом. Глядя на верного Боню, Аристарх постепенно начал успокаиваться. Один только вид его рабов действовал на сознание Молоканова умиротворяюще. Однако Малгожату все равно требовалось поставить на место.

— Исчезни! — Приказал Аристарх своему покорному рабу, нервным движением открывая чемоданчик.