Виктор Доценко - Тень Бешеного

— Садись‑ка, милая, рядом да выпей со мной. — Судя по красным глазам Пегасова, пил он давно и много.

Но Джулия знала, что пьянство никак не отражалось на работоспособности этого могучего человека.

От приглашения выпить Джулия вежливо отказалась, ограничившись чашечкой капуччино и малиновым пирожком «цветок Манхэттена».

Пегасов хмыкнул, обозрев эту, как он сказал, «девчачью еду», тут же заказал двести пятьдесят «Столичной» и тарелку жареных куриных крылышек «буффало». Щедро плеснув в стакан водки, он шумно влил жидкость в себя; казалось, что водка просто проскользнула прямо в желудок безо всяких глотков. Пегасов издал смачный звук губами и тут же захрустел жареными крылышками, которые поглощал вместе с костями, перемалывая их могучими челюстями.

— Если вы не возражаете, — осторожно начала Джулия, — то я хотела бы получить кое–какую информацию самого общего характера о положении русских ученых.

— О тех русских, которые здесь живут, или о тех, кто на нашей с вами родине прозябает? — тут же уточнил Пегасов.

— Желательно про тех и других.

Пегасов вытер губы, вытащил пачку папирос «Беломор» и прикурил от спички.

Сидевшая за соседним столиком парочка американцев недовольно поморщилась, быстро расплатилась и тут же исчезла из зала.

Пегасов с наслаждением выпустил им вслед струю тяжелого табачного дыма.

— Надо пользоваться шансом. Поговаривают, скоро нью–йоркская мэрия запретит курить везде, кроме своего собственного домашнего сортира. Вот паразиты! — ругнулся он, потом, спохватившись, повернулся к Джулии. — Извини, милая, отвлекся. Так вот, тебя я плохо знаю, но даже то, что я о тебе слышал, заставляет меня думать, что тебе все это надо для хорошего дела. Поэтому навостри уши и слушай внимательно, что тебе расскажет журналист дядя Пегасов.

И он поведал действительно интересные вещи.

Джулия и не предполагала, что так называемая проблема утечки мозгов стоит настолько остро для России.

— Еще год–другой — и русской научной мысли наступит каюк, — без всякого злорадства, даже с грустью сообщил Пегасов.

— Почему?

— А просто некому будет эти мысли думать! Только за прошлый год из России выехали сто тысяч специалистов в самых разных областях знаний. Остальные выехать не могут лишь потому, что или никому их устаревшие знания не нужны, или сами ученые такие старые, что никаких перспектив за рубежом у них нет. — Он покачал головой.

— А как же те двое русских физиков, которые получили Нобелевскую премию? — с недоумением поинтересовалась Джулия.

Пегасов с сожалением посмотрел на собеседницу.

— Ты имеешь в виду Гинзбурга и Абрикосова? Про первого ничего не скажу: я его плохо знаю — он засекречен с головы до ног. А вот Абрикосова знаю хорошо: он имеет второе гражданство — американское. Тот еще россиянин… — В голосе журналиста явно прозвучала ирония.

По словам Пегасова, за последние десять — двенадцать лет из России выехали практически все ученые, которые мало–мальски представляли интерес для западной науки. Дело дошло до того, что теперь стоит под вопросом само существование фундаментальной науки в России.

— Это все потому, что учить есть кого, а вот учить некому, — пояснил Пегасов, отхлебнув водки из стакана. — Разбежались все учителя по заграницам, подальше от русской безденежной тоски и пофигизма…

Он рассказал о том, что в иных американских университетах русских профессоров больше, чем преподавателей из других стран. В лифте университета штата Калифорния Пегасов видел бумажку, написанную по–русски крупными буквами и прилепленную к стенке скотчем:

«Ребята! Говорите по–английски, не пугайте американцев!»

— Но эти люди — русские в последнем поколении, потому что их дети уже не очень охотно говорят на языке предков. Причина банальна, — с болью говорил Пегасов. — На кой изучать язык страны, которая скоро станет такой пустой, что впору чукотскому олигарху и губернатору Долоновичу, который купил известную футбольную команду, сделать из нее одно большое футбольное поле…

Он грустно продолжил:

— Пока мне удается сохранить интерес к России и русскому языку здесь, в Америке. Тиражи газеты растут, на доходы не жалуюсь. Но все это до поры до времени… Все, кто смог, уже из России сделали ноги. А здесь теперь нам на пятки китайцы наступают. Настырный народец.

— А что вы думаете о серии убийств ученых в Москве? — осторожно поинтересовалась Джулия.

Пегасов ответил не сразу. Он прикрыл лицо большущей ладонью и внимательно посмотрел на Джулию сквозь щелку между пальцев. Словно изучал и думал: «Отвечать — не отвечать?»

— Я не знаю, на кой вам это нужно и почему вы интересуетесь всеми этими скорбными делами.

Пегасов произносил каждое слово осторожно, словно тщательно взвешивал, прежде чем открыть рот.

Джулия не торопила и внимательно слушала, мило оперевшись на левую руку.

— Но вам лично я выскажу свое мнение, — после небольшой паузы продолжил собеседник. — Мне кажется, что причины всех этих смертей банальны и просты. Все это — дело рук тех паразитов, которые в огромном количестве появились на теле матушки России после всех этих перестроек. Наркоманы, воры, хулиганье… Им все равно, у кого деньги отобрать, чтобы «закинуться» дозой героина.

Со слов Пегасова получалось, что общее число преступлений в Москве таково, что среди прочих пострадавших обязательно должны были оказаться и люди из мира ученых.

— А почему бы и нет? — Голос подвыпившего Пегасова гремел под сводами «Кафе–Сентрал» и заставлял оборачиваться барменов. — Три–четыре тысячи убитых в Москве ежегодно! Неудивительно, что среди них окажутся два–три профессора и пяток докторов наук.

На прощание Пегасов поведал Джулии интересную историю. Наклонившись поближе к ее уху, журналист шепотом рассказал:

— Жил такой английский писатель Честертон. У него был рассказ под названием «Сломанная шпага» о том, как во время давней войны генерал убил майора, который обвинил генерала в предательстве. Что было чистейшей правдой, к слову. Чтобы отвести от себя подозрения, генерал вернулся в лагерь, поднял войска и повел их в безрассудную, бессмысленную атаку. Бит–ва произошла на том месте, где лежал труп майора. Погибло много людей. Среди трупов затерялось и тело несчастного майора. Поначалу никто и не догадывался, что он погиб не в битве, а еще до ее начала.

Пегасов допил остатки водки, внимательно посмотрел на пустой стакан и закончил, с грустной улыбкой глядя на Джулию:

— Генерал правильно решил: камень лучше всего спрятать на берегу реки, среди гальки. Кто станет разбираться, какой смертью умер майор, если кругом горы мертвецов? Вы поняли меня?