Виктор Доценко - Икона для Бешеного 2

Каждый понедельник генеральный конструктор Никодимов начинал с обязательного посещения завода опытного машиностроения, где размещались его лаборатории. И лишь только после этого он направлялся в «присутствие» — так он с юмором называл свое научно–производственное объединение.

Никодимов говорил, что в начале недели ему обязательно надо пройтись по заводу, вдохнуть особый запах цехов, услышать басовитое гудение металлообрабатывающих станков, переброситься парой слов с рабочими, которых он знал уже довольно много лет.

Хотя традиция субботников уже отошла в прошлое, Никодимов ежегодно в середине весны пригонял на завод весь штат института, от секретарш до своих заместителей, и вместе с ними приводил в порядок территорию и цеха. Завод для него был как дом родной.

Нельзя сказать, что подчиненные очень любили Никодимова. Он был человеком прямым и не терпел лжи. Но он пользовался исключительным уважением всех, кто проработан с ним даже совсем короткое врет.

В тот злосчастный понедельник Никодимов, как всегда в автомобиле с водителем, направился на завод. Его беспокоил затянувшийся ремонт фасада.

Кажется, слово «долгострой» уже приказало долго жить! — бушевал Никодимов на совещаниях. — Доколе будет продолжаться этот безобразие? Мой завод со стороны похож на Чернобыльскую АЭС после взрыва!

Стараемся, как можем, — оправдывался заместитель по административно–хозяйственной части. — Сами понимаете: фонды выделены маленькие, приходится нанимать малоквалифицированных работах. Вот и сейчас у нас работает бригада таджиков. Если к нам внезапно нагрянет миграционная служба, то снова, похватают наших работяг и депортируют на их историческую родину — в горы. И тогда сроки сдачи снова придется переносить.

Сегодня Никодимов решил лично пройтись по лесам на фасаде и дотошно проверить, в чем же причины этого самого долгостроя.

А в это время в бытовке строителей рядом со зданием находились двое: он и она. Он — большой, плотный таджик с непроницаемым лицом. Она — изящная женщина, в лице и повадках которой чувствовалось что‑то лисье. Ее волосы были скрыты под темным платком, а глаза закрывали черные очки.

Итак, мы договорились? — Она подняла руки показала пять пальцев. — Пятьсот долларов за все. Двести — сейчас, триста — после того как работа будет выполнена.

Н–э-э–т, — затянул таджик. — Что так мало? Смотри, сколько у тебя еще пальцев есть, а! И все такие красивые… Надо еще пальцы, еще! Мне с друзьями делиться надо.

Знаю, как ты поделишься! — Глаза женщины полыхнули огнем. — Покажешь им деньги издалека, а сам — на самолет и домой! Дам еще сто — и давай за работу!

Таджик попытался было затянуть ту же песню про пальцы, но увидел в лице своей собеседницы что‑то такое, что заставило его замолкнуть. Он молча кивнул и лишь жадно смотрел, как женщина запустила тонкие пальчики в элегантную сумочку, которая стоила никак не меньше годовой зарплаты этого таджика. Дама извлекла из сумочки двести долларов:

Держи, бригадир. И сейчас же — за работу. Все запомнил?

Да–а …

Вот и хорошо.

Бригадир удалился. Женщина посмотрела ему вслед и произнесла несколько слов на иностранном языке. Судя по тому, какое у нее было выражение лица, слова эти были сплошь ругательные.

Таджик поднялся на леса, собрал свою бригаду — забитых и покорных людей из отдаленных таджикских сел, готовых выполнить в Москве любую работу. Он что‑то грозно приказал, размахивая руками, и люди разошлись по лесам все с тем же безучастным выражением на лицах. Они бродили туда–сюда с гаечными ключами, часто останавливаясь и подкручивая гайки. Со стороны казалось, что бригада выполняет обычную работу.

Через полчаса они спустились вниз и встали, ухватившись на длинный канат, который поднимался до самой вершины лесов, на высоту пятого этажа.

Подъехала машина Никодимова. Бригадир поднес руку к глазам и посмотрел на противоположную сторону улицы. Стоявшая там женщина поправила косынку. Бригадир повернулся к своим подчиненным и что‑то крикнул. Те вцепились в канат и дружно потянули.

Именно в тот момент, когда Никодимов собирался покинуть автомобиль, многотонная конструкция лесов рухнула прямо на крышу машины, похоронив под собой талантливого ученого и оставив сиротой его дочь Жанну.

Расследуя причины гибели генерального конструктора Никодимова, следственные органы так и не смогли отыскать следы бригады строителей–таджиков, которые собирали эти злосчастные леса. Вся бригада словно сквозь землю провалилась, что было недалеко от истины.

Через год в подмосковном лесу грибники набрели на останки «лица азиатской национальности», по одежде — рабочего. При нем были обнаружены шесть истлевших стодолларовых купюр. Так как никто им не заинтересовался, дело было вскоре закрыто.

В документах следствия никак не был отмечен факт присутствия на месте гибели Никодимова некой женщины в темных очках.

С того самого времени как Константин Рокотов начал заниматься частным сыском, никогда еще ему не приходилось забираться на такие высоты. Уголовники, сектанты, сексуальные извращенцы, бандиты — эта публика была ему хорошо знакома, он отлично знал, как себя с ними вести и что они из себя представляют.

Но теперь, когда перед Константином замаячила перспектива общаться с Государственной Думой, ему пришлось задуматься.

Константин никогда не ввязывался в политику, а самих политиков считал людьми скользкими и ненадежными. Оставаясь человеком честным и прямым, он старался держаться подальше от этой публики, оставаясь верным принципу: не тронь — не завоняет.

Обстоятельства его нового дела требовали найти подход к обитателям Государственной Думы. Поразмыслив, Константин пришел к выводу, что лучшего консультанта, чем Петр Гуньков, едва ли можно найти.

Петр Гуньсов был знаком с Константином давно. Их свело вместе несчастье — загадочная смерть брата Гунькова и пропажа его коллекции старинных карманных часов. Константин тогда здорово помог Гунькову, в течение двух суток обнаружив пропажу и убийцу — родного племянника самого Гунькова к сына убитого. Сынок оказался законченным игроком, просадившим «под слово» огромную сумму. Чтобы рассчитаться, он выкрал коллекцию часов, но отец застал его за кражей. Сынок, не задумываясь, прикончил родителя. Константин тогда же легко вычислил, что коллекция явно не покидала квартиру. Он поставил своего помощника дежурить у подъезда, и, когда отцеубийца потащил часы в антикварный магазин, он тут же угодил в мозолистые лапы бывшего афганца. Каким‑то чудом ему удалось вырваться, он забрался на крышу дома и бросился вниз.