Виктор Доценко - Икона для Бешеного

Здесь автоматчики были вынуждены прекратить стрельбу. Они карабкались по валунам, скользили, помогая друг другу, и упорно продвигались наверх, к деревянной лестнице. Еще шаг–другой, и они ворвутся в дом!

Но в этот миг перед ними появился Константин: мокрый от пота, выдохшийся после бега и злой как черт. Ни секунды не размышляя, он бросился на парней, широко разведя руки. Парни угодили в его объятия, не успев вскинуть автоматы. Все трое полетели вниз, разбивая локти, колени и лбы о валуны, после чего вывалились на лед. Лед не выдержал удара тяжелых тел и проломился. Все трое оказались в воде по пояс.

Один из автоматчиков первым пришел в себя и попытался поднять оружие, которое каким‑то чудом еще держал в руке.

Константин не дал ему сделать ни выстрела. Верная «Беретта» ни на секунду не покинула его ладонь. Короткая очередь из трех пуль пробила грудную клетку нападавшего и отбросила его назад.

Боевик тяжело рухнул спиной на лед и остался лежать, наполовину уйдя под воду. Кровь смешалась с черной водой и тут же обратилась в лед.

Но и Константин не удержался на ногах, поскользнулся и упал спиной на берег. Ноги оставались в воде. Он не забыл о втором автоматчике, который стоял без оружия, тяжело дыша. Константин поднял пистолет, целясь в голову нападавшего, нажал на спусковой крючок. Парень зажмурил глаза, ожидая неминуемой смерти. Но раздался лишь сухой щелчок. Обойма была пуста.

Парень тут же опустил правую руку в воду, а когда поднял, в ней сверкал нож с узким лезвием. Вероятно, он вытащил его из ножен, которые крепились на ноге, по–морпеховски.

Константин чувствовал, что у него отнимаются ноги от зверского холода.

Парень приближался, скаля зубы и сплевывая кровью в черную воду. Казалось, ему мороз и лед — нипочем. Вот он занес руку для удара. Настал черед Константина закрыть глаза. Теряя сознание от холода и перенапряжения, он ощутил резкий удар.

* * *

За несколько минут до этого в трех десятках метров от домика произошло событие, свидетелем которого были трое. Но двое уже никогда не расскажут, а один — просто не захочет рассказывать.

Двое автоматчиков приблизились к самому удобному месту, где берег отлого спускался к самой воде. Держа оружие на изготовку, парни шли, идя в полный рост, осторожно проверяя ногой лед, прежде чем сделать следующий шаг. Вот они уже в пяти–шести метрах от берега.

Эй, братва, здесь рыба есть?

Голос, задавший этот неуместный вопрос, прозвучал лениво, словно рыбак давно сидит с удочкой, а клева все нет.

Не задумываясь ни на секунду, парни отрыли беспорядочный огонь по берегу, кроша очередями кустарник и выбивая искры из прибрежных камней. Отстрелявшись, прислушались. Ни звука. Приободрившись, они двинулись вперед.

Привет любителям подледного лова!

Раздался в тишине все тот же ироничный голос.

И тут же произошло нечто необъяснимое с точки зрения науки и здравого смысла.

Со стороны берега, прямо от ног неподвижно стоявшего человека, по льду побежали многочисленные трещины. Они ширились, обнажая черную воду.

Парни замерли, широко расставив ноги, стараясь не дышать и не шелохнуться. Лед грозно трещал, треск усиливался.

Внезапно направление трещин изменилось! Две трещины пробежали как раз между широко расставленными ногами нападавших. Не успели парни опомниться, как трещины разошлись еще шире, и через секунду оба автоматчика барахтались в воде.

Савелий пристально смотрел на лед, который крошился под его взглядом.

Тяжелая амуниция и оружие тянули бойцов на дно. В том месте озеро было глубоким. В какой‑то момент, когда оба погрузились под воду, края полыньи сошлись, и поверхность озера вновь оказалась скованной льдом, как и прежде.

Савелий стоял на берегу и наблюдал за искаженными лицами парней, бледными пятнами мелькавшими подо льдом. Парни молотили изнутри кулаками, пытаясь пробиться сквозь ледяную броню, разевали рты в немом крике, захлебывались. Савелий не захотел наблюдать агонию до конца, вздохнул и медленно побрел по берегу, удаляясь в сторону дорожки, ведущей в поле.

Прошло несколько минут, и снег вновь покрыл лед, спрятав под ним два прилипших снизу человеческих лица…

Константин пришел в себя и увидел, то находится в доме. Жарко полыхал огонь в камине.

Людмила сидела рядом с широкой деревянной кроватью, на которой раскинулся Константин, и растирала его полу обмороженные ноги дорогим французским коньяком.

По дому носился Серафим, который покинул подвал и теперь хлопотал, собирая на стол немудреную еду: копченую рыбу, соленья, ржаной хлеб.

В домике царил полный порядок. Разбитое окно плотно заколочено досками.

Что случилось? — разлепив губы, прошептал Константин.

Успокойся, милый, — склонилась над ним Людмила. — Все позади…

Я уже на том свете? — Константин еще пытался шутить.

Был бы на том, если бы не хозяйка! — вмешался Серафим, стирая рукавом пыль с бутылки брусничной настойки. — Когда тебя пытались на нож поднять, она этому гаду пулю всадила прямо в переносицу! Как кабана положила… Он на тебя свалился, едва на дно не увлек.

Так вот в чем дело! — Константин устало откинулся на подушки. А я‑то думал…

Незачем тебе сейчас думать, — ласково приговаривала Людмила, поправляя одеяло. — Отдыхай, приходи в себя.

А где… — Константин вновь встревоженно приподнялся. — Где…

Нет его, — коротко ответила Людмила. — Исчез. Пропал. Испарился. Я сама видела. Твой друг подошел к краю поля и пошел по нему, пока с глаз не пропал. Странно то, что после него не осталось ни одного следа. Словно он не шел, а летел… Как ангел.

Ангел смерти? Или ангел вечной жизни?

Константин попытался вспомнить последние слона Савелия, но был настолько измотан, что не заметил, как веки потяжелели, и он заснул долгим беспокойным сном….

Иди с миром, месса свершилась (лат).

Стихи принадлежат перу начинающей поэтессы Елены Ременец и публикуются с ее любезного согласия.