Виктор Доценко - Король Крыс

Шестидесяти двухлетний Алексей Николаевич Найденко, более известный под прозвищем Коттон, вор в законе босяцкой, нэпманской формации, всегда симпатизировал Нечаеву. И не только потому, что в свое время Максим спас от надругательства его любимую племянницу Наташу, и не только потому, что стараниями Лютого престарелый пахан был выпущен из колымской зоны.

Так часто бывает в жизни: встретятся случайно два совершенно незнакомых, абсолютно разных, но симпатичных друг другу человека и возникнет между ними доверие, появятся какие‑то невидимые невооруженному взгляду флюиды. И уж когда такие люди сойдутся, то это надолго, если не навсегда.

Именно такая, на первый взгляд странная, дружба и завязалась между бывшим комитетчиком и престарелым уркаганом, давно ушедшим на покой.

Максим часто бывал у Алексея Николаевича, и не только из‑за уважения к Коттону. Его племянница Наташа испытывала к Нечаеву нежные чувства. Правда, сам Максим никак не мог определиться со своим отношением к девушке: с одной стороны, он, будучи в два раза старше Я и знавший ее еще малолеткой–школьницей, относился к ней несколько снисходительно, но с другой… Нечаев все чаще и чаще думал о девушке и всякий раз ловил себя на мысли, что его чувства к ней далеки от простой симпатии.

Легко обогнав большегрузную фуру международных перевозок, Лютый взял вправо и, включив дальний свет, притопил педаль газа.

Неожиданно слепые конусы фар выхватили из темноты милицейский «форд» в полной боевой окраске. Рядом с ним, белея портупеей, стоял гаишник с поднятым жезлом.

На скорость пасут, паскуды, — негромко выругался Максим, притормозив и прикидывая, сколько денег он предложит гаишнику в качестве взятки.

Остановился и, приготовив документы и деньги, опустил стекло.

Гаишник — невысокий, с совершенно бесцветным лицом — подошел к машине и, козырнув, взял документы.

Почему из машины не выходите?

Имею полное право, — напомнил владелец черной «девятки». — По закону.

Что везете? — Сотрудник протянул Нечаеву техпаспорт и водительское удостоверение. — Попрошу показать.

Выйдя из салона, Лютый открыл багажник.

Оружие, наркотики?

Не имею, — буркнул Максим.

Будьте любезны еще раз показать ваше водительское удостоверение…

Нечаев молча протянул ему права.

…и проследовать к нам в машину, — неожиданно предложил гаишник.

Зачем? — нахмурился Лютый.

Экспресс–тест на алкоголь.

Максим вздохнул. Он‑то понимал, что тут, на загородной трассе, ему могут инкриминировать все, что угодно.

Сколько? — на выдохе спросил он.

Чего сколько? — не поняв, переспросил сотрудник.

Да сколько денег тебе дать, чтобы отцепился?

Дача взятки должностному лицу, статья двести девяносто первая, — весело прокомментировал гаишник и жестом пригласил Максима пересесть в милицейский автомобиль: — Прошу вас.

Возражать не приходилось. Передернув плечами, Нечаев двинулся в сторону милицейского «опеля». В салоне гаишной машины сидели трое: один — за рулем, другой — рядом с водителем и еще один — позади. Усевшись на заднее сиденье, Максим с нескрываемой ненавистью взглянул на сотрудника с лейтенантскими погонами — зачем весь этот спектакль с алкогольным тестом, неужели сразу нельзя сказать, сколько денег отстегнуть?!

Тем временем гаишник, остановивший Максима, уселся рядом: таким образом Нечаев оказался зажатым между двумя милиционерами.

Максим Александрович, извините, но вам придется проехать с нами, — неожиданно произнес сидевший за рулем и, поймав недоуменный взгляд пленника, пояснил извинительно: — Мы не из Госавтоинспекции. У нас приказ.

Чей? — нахмурился Лютый.

Вы знаете этого человека как Прокурора, а больше, как вы догадываетесь, мы и не скажем.

«Милиционер», сидевший рядом с водителем, перешел в черную «девятку», и машины, съехав с обочины, понеслись в сторону Москвы.

С того времени, как Лютый видел Прокурора в последний раз, высокий кремлевский чиновник, казалось, ничуть не изменился. Все та же ненавязчивая предупредительность истинного интеллигента, все тот же холодный блеск старомодных очков в тонкой золотой оправе, все та же саркастическая улыбка человека, знающего наперед абсолютно все.

Давненько мы с вами не виделись, Максим Александрович. — Хозяин кабинета сделал приглашающий жест: — Присаживайтесь.

Усевшись у края стола, Максим исподлобья настороженно взглянул на Прокурора.

Еще раз извините, что пришлось доставить вас ко мне столь непривычным способом, — мягко улыбнулся обладатель золотых очков. — Но у меня к вам деловой разговор. Точней… м–м-м… предложение.

Что, вновь спускаться в московские подземелья? Сражаться с крысами–мутантами? Благодетельствовать бомжей? — Тон беседы, заданный Прокурором, был слегка ироничным, и Нечаев принял вызов.

Ну зачем же так банально? Загадки и тайны подземелий остались позади, Максим Александрович. — Хозяин кабинета поправил золотые очки, то и дело сползавшие с переносицы, и совершенно неожиданно спросил: — Скажите, что вы думаете о теперешней криминогенной ситуации в России?

Вы распорядились доставить меня в Кремль, чтобы на ночь глядя задать этот вопрос? — хмыкнул Лютый. — Я не министр МВД России и не Генеральный прокурор, как вы знаете, и не могу давать подобных оценок.

Лицо Прокурора в одночасье стало серьезным.

Не надо иронии. Я распорядился доставить вас ко мне не только для того, чтобы узнать ваше мнение об организованной преступности. Тем более что общую картину я представляю несколько лучше вас. Я просто хочу задать вам несколько вопросов, услышать на них ответы. После чего сделать вам некое предложение, а уж примете его или нет — дело ваше.

Нечаев вздохнул. Непонятно почему, но он ощущал дискомфорт.

Вы всегда использовали меня — и когда выдернули из зоны, чтобы ликвидировать наркопроект, и когда упрятали за решетку Алексея Николаевича Найденко, — напомнил он неприязненно. — После ваших предложений, которые я вынужден был принимать, у меня всегда оставалось чувство, будто я не волен в своих действиях… будто марионетка, которую дергают за ниточки.

Возможно. — Прокурор согласно наклонил голову. — Зато конечный результат оправдал все. Или у вас есть какие‑то возражения?

Нечаев не ответил, но молчание его было красноречивей всяких слов.

Я понимаю вас, Максим Александрович. Вы всегда считали меня эдаким кукловодом и потому испытываете ко мне скрытую неприязнь. А ведь для таких людей, как вы, главное — свобода выбора. Вы человек действительно сильный — только не сочтите это за лесть, я говорю искренне! — а сильного человека трудно заставить делать то, что ему не по нутру. Поэтому внимательно выслушайте мое предложение и не спешите с ответом.