Виктор Доценко - Король Крыс

Ну, у нас достаточно своих забот, — с мягкой улыбкой ответил Прокурор и после небольшой паузы решил дать пояснение. — К тому же, у нас нет следственной части, да и не в правилах КР утруждать себя бюрократическими излишествами: допросами, протоколами, общим делопроизводством. А сабуровской преступной группировкой займутся: РУОП, с которым вы уже имели несчастье познакомиться, и чекисты, в рядах которых вам когда‑то выпало несчастье служить. Думаю, есть смысл передать информацию последним. — Заметив, что Максим хочет что‑то спросить, Прокурор добавил чуть настойчиво и с явным намеком: — Поверьте, Максим Александрович, так будет лучше для всех. И для ФСБ, и для меня. И, конечно же, для вас! — И твердо повторил: — В первую очередь для вас!

После изъятия лубянским начальством тех загадочных видеокассет на Новочеремушкинской генерал Богомолов был растерян, взволнован и обескуражен одновременно: подобного в его практике еще не случалось.

Он выстраивал гипотезы, одна фантастичней другой, моделировал всевозможные ситуации, соединял все известные ему факты, как кирпичики в фундаменте, пытаясь подвести под свои построения логическую базу, но всякий раз его, казалось бы, архитектурно завершенное здание рассыпалось как карточный домик.

Прокурор и Лютый. Кремль и самая беспредельная, самая одиозная организованная преступная группировка — сабуровская.

Что может их связывать?

Впрочем, невиданный размах коррупции в России давно уже никого не удивляет.

Уголовные авторитеты через купленных депутатов лоббируют в Думе выгодные для мафии законопроекты и блокируют принятие невыгодных. Лица с несколькими судимостями запросто становятся мэрами и губернаторами; московские преступные группировки имеют действенные рычаги давления на следствие, прокуратуру и даже народные суды — от районного до Верховного.

Однако самому Константину Ивановичу в страшном сне не могло присниться, что Прокурор, человек исключительной порядочности и кристальной честности, вдруг окажется ставленником мафиозных кланов. В представлении Богомолова высокопоставленный кремлевский чиновник являлся эдаким персонифицированным воплощением государства.

Наверное, куда проще представить отмороженного на всю голову качка из Люберец или Долгопрудного следующим Президентом России, чем Прокурора покровителем сабуровской братвы.

Но ведь Богомолов собственными глазами видел ту злополучную кассету! Так можно ли отбросить такой фактище, не верить собственным глазам и ушам?

Видел и слышал эту кассету и Савелий Говорков.

Перед мысленным взором Константина Ивановича то и дело возникала навязчивая картинка: бандитский авторитет Лютый и руководитель загадочной кремлевской спецслужбы стоят на обочине Рязанского шоссе и беседуют, как старые друзья.

О чем, спрашивается?

Из обрывков разговора на разбитой кассете это невозможно понять.

А может, вовсе не Прокурор доит лидера сабуровских, а наоборот? Предположение тоже бредовое, на грани фантастики: выходит, Кремль сознательно инспирирует разгул преступности не только в Москве, но и по всей России.

Господи, что ни вопрос, то головная боль, и никакие таблетки тут не помогут.

А может — и это куда вероятней! — он, генерал Богомолов, стал случайным свидетелем какой‑то изощренной игры, о которой ему до поры до времени и знать‑то не положено? И странная беседа на Рязанском шоссе лишь частичка виртуозной многоходовой операции?

Скорей всего, так оно и есть. Константин Иванович сам не заметил, как от неопровержимых фактов перешел к безумным предположениям. Иначе он не смог бы успокоить свою совесть, оправдать тех, кому безгранично верил.

Пожалуй, он принял единственно правильное решение: встать на путь Веры, своей собственной Веры в человека. Как часто мы совершаем ошибки, не прислушиваясь к своему сердцу. Руководствуясь одними фактами, на первый взгляд совершенно очевидными. Но жизнь преподносит нам горькие сюрпризы, и мы раскаиваемся в собственных ошибках. Хорошо, когда не слишком поздно.

Жизнь столь непредсказуема.

Богомолов почему‑то вспомнил свою встречу с Прокурором. Во время той памятной шахматной партии осенью в подмосковном охотничьем хозяйстве слова Прокурора об «извечной победе белых» звучали слишком абстрактно и обтекаемо.

Впрочем, все это были лишь предположения — весьма шаткие и туманные. Единственным человеком, который мог прояснить ситуацию, оставался сам Прокурор. Однако проникнуть в космические кремлевские сферы, где обитал этот деятель, не представлялось возможным: Константин Иванович просто не знал, как это сделать. И генерал решил ждать: а что еще ему оставалось в сложившейся ситуации?

Каково же было удивление генерала, когда спустя несколько дней после приказа об изъятии видеоматериалов Прокурор сам позвонил ему и предложил встретиться.

Приветствую вас, Константин Иванович! — И хотя его приветливый голос невозможно было спутать ни с каким другим, он спросил: — Узнаете, кто с вами говорит?

Да, конечно… — стараясь не выдать своего удивления, произнес Богомолов, затем переложил трубку в другую руку и осторожно поинтересовался. — Чему обязан такой чести: слышать вас?

Хотелось бы встретиться. У вас найдется для меня несколько минут? — В воспитании ему не откажешь.

Всегда к вашим услугам, — вежливо ответил Богомолов. — Вы как, прибудете ко мне?

Не люблю казенщины, — признался звонивший. — Знаете ли, Константин Иванович, встреча в неформальной обстановке, где‑нибудь на природе, куда приятней замкнутого пространства служебного кабинета, не так ли? — И, не дожидаясь ответа на свой чисто риторический вопрос, продолжил: — Помните ту охоту и нашу нехитрую беседу о неизбежности победы белых в любой шахматной задачке?

Да, — коротко ответил генерал, силясь понять, к чему клонит высокопоставленный собеседник.

Вот и прекрасно. Давайте, не откладывая, встретимся сегодня же, как говорится, по горячим следам…

В бывшем охотничьем хозяйстве ЦК?

Именно.

Будем беседовать о шахматах? Или сыграем? — с намеком поинтересовался Богомолов, надеясь хоть как‑то прощупать цель нежданной встречи.

Ну, на этот раз разговор поважней, — прямо ответил Прокурор. — Впрочем, может, и сыграем, если останется время. Жду вас через два часа. — Это был единственный момент, когда Прокурор позволил себе несколько приказной тон, хотя тут же мягко добавил: — Не прощаюсь, дорогой Константин Иванович.

По дороге в охотничье хозяйство Константин Иванович, рассеянно глядя в окно служебной «Волги», пытался мысленно разыграть несколько вероятных дебютов беседы, но безуспешно. Он не знал, кто начнет, кто сделает первый ход.