Анатолий Гончар - Пятый квадрат

– Юрок, лежи, где лежишь! – рявкнул он на находившегося ещё выше и засуетившегося было Морзобитова.

– Но Петруха…

– Без нас справятся. Наблюдай! – Одернув младшего сержанта, Димарик, тем не менее, скосил взгляд назад, где сквозь листву просвечивало грязно-серое русло речушки. По счастью, к стонущему от боли Петренко уже бежали.

Правый каблук был срезан начисто, кожа берца в районе голеностопа продрана до дыр, подошва словно изжёвана, но сам ботинок оказался цел.

– Повезло! – едва бросив взгляд на искуроченную обувку, процедил Синявский, первым подбежавший к лежавшему на камнях Петренко.

– Издеваешься, да? – дрожа от боли, просипел Петренко и в сердцах бросил: – Сволочь!

– Цела твоя нога, – подтвердил версию Синявского о везении группник. – Отсушило, поди, пятку и всё. Неделю в госпитале поваляешься – и в строй, – подбодрил он раненого, всаживая в бедро Петренко иглу от тюбика с обезболивающим. – Синий, что стоишь? Выше по склону – и связь. Ухалов, снимай ботинок, вдруг требуется перевязка…

Радист начал развязывать шнуровку, затем спохватился, вытащил нож, ловко взрезал кожу, стянул берц, а следом, не обращая внимания на истошные подвывания раненого, стащил и выпачканный кровью носок.

Увы, всё оказалось не столь оптимистично, как изначально представлялось, – пятка Петренко на глазах вздувалась багровым отёком, пяточная кость однозначно раздроблена, из небольших ран сочилась кровь. То, что за ногу спецназовца врачам ещё придётся бороться и бороться, стало ясно и группнику, и на мгновение застывшему в нерешительности Ухалову. Но капнувшая на камни кровь принудила его к действию. Игорь разорвал упаковку индивидуального перевязочного пакета и, не обращая внимания на ругань и стоны Петренко, начал бинтовать его ступню.

«И откуда она здесь взялась?» – подумал Морин и тут же нашёл ответ – где-то на склонах минное поле, весеннее половодье, летние и осенние дожди смыли злополучную «ПФМку» в русло, и здесь её затянуло илом. Ил, собственно, и стал причиной того, что её не заметили; он же ослабил силу взрыва…

– Игорь, раненого во вторую тройку, я – к головняку и поднимаюсь наверх. Все остальные – следом.

– Есть! – несколько раз кивнул Ухалов, не понимая, почему бы командиру, вместо того чтобы передавать приказания по цепочке, не включить радиостанцию и не отдать приказ непосредственно адресатам? Но, как говорится, «жираф большой, ему видней»; к тому же старший лейтенант пребывал не в лучшем расположении духа, так что давать ему советы Ухалов поостерёгся.

– Беркут – Центру, Беркут – Центру, – твердил радист, своим монотонным бормотанием разрывая тишину леса.

– Связался? – Проклиная собственное невезение, Морин поднялся к старшему радисту, расположившемуся чуть позади залегшего в кустах Маркитанова.

– Нет ещё, – на мгновение оторвал микрофон от губ сержант Синявский. В наушниках слышалось лишь шипение эфира.

– Так какого хека стоишь? Поднимайся выше! – излишне зло приказал старший лейтенант и, не дожидаясь начала выполнения отданного приказания, зашагал дальше. Справа неслышимой тенью поднялся и заскользил среди кустов Димарик.

Идти было тяжело – сплетённые между собой отростки ежевики образовывали сплошной ковёр, цепляясь за носки ботинок и мешая движению, а тут ещё так некстати попались на пути кусты шиповника. Всё вокруг выглядело диким и совершенно девственным.

Хребет, на который они поднимались, был невысоким – не более шестисот метров над уровнем моря. Всю его верхнюю часть полностью покрывал лес, и это не были проросшие на месте былых дорог сеянцы буков или в беспорядке разросшиеся на былых тропах кустарники. Это были самые настоящие толстые деревья, насчитывавшие не одно десятилетие жизни. По всему выходило, что здесь никогда не пролегали дороги; не было их тут в советское время, не проложили их и позже – в первую и вторую чеченские, когда тяжёлая боевая техника проламывала дорогу к будущим РОПам и ВОПам.

Радисту, сержанту Синявскому, всё же удалось обогнать командира, привалить рюкзак со «сто пятьдесят девятой» радиостанцией к давно рухнувшему на землю, полуистлевшему стволу, настроить антенну и достучаться до Центра прежде, чем поднявшийся следом Морин присел рядом.

– Командир, есть связь! – буднично доложил Синявский, хотя в душе у него появилось обычное в таких случаях довольство от хорошо проделанной работы.

– Передавай Центру: у нас подрыв на «ПФМ,» раздроблена пяточная кость, требуется эвакуация. – Старший лейтенант с тоской посмотрел на затянутое облачностью небо: об эвакуации раненого с помощью ВТА – военно-транспортной авиации – можно было не мечтать.

– Беркут – Центру, Беркут – Центру, – глухо забормотал Синявский, а Морин закрыл глаза, снова погрузившись в унылые раздумья о своей невезучести. – …Раздробление пяточной кости. Наши координаты… Приём.

– Центр – Беркуту. Оставайтесь на связи. Приём.

Сержант Синявский, не снимая наушников, положил на колени микрофон и, на всякий случай подтянув поближе приставленный к тому же поваленному дереву автомат, замер в ожидании…

«Где-то там вполне может быть база, – подумал подполковник Лунёв, получив доклад о втором в ходе выполнения этого боевого задания подрыве в разведывательных группах отряда. – Но раненому требуется эвакуация. Как поступить?»

Он взглянул на карту – отзывать соседние группы для осмотра моринского квадрата представлялось нецелесообразным, у каждой из групп оставалось по такому же не менее перспективному участку. Уверенности в том, что именно район разведки старшего лейтенанта Морина лучше других, не было, но оставить его без осмотра в то время, когда ханкалинский «жареный петух» клюёт всё сильнее и больнее, тоже нельзя. Какое-то время командир отряда находился в раздумьях, но, вызывая оперативного дежурного, он уже принял окончательное решение.

– Беркут! – Услышав свой позывной, Синявский напрягся и схватил приготовленный для записи карандаш. – Эвакуация состоится по координатам: Х… Y…

Определив выход группы к этой точке, подполковник Лунёв убивал сразу двух зайцев: путь на эвакуацию пролегал там, где, по его предположениям, должна была находиться «чеховская» база.

Когда грянул взрыв, отряд под командой Ральфа Стивенсона уже выбрался на вершину хребта, окружавшего покидаемый лагерь, долгое время служивший пристанищем ему и его ученикам.

«Вовремя, – отметил Стивенсон, поражаясь собственной прозорливости. – Значит, у русских подрыв. Неплохо! Теперь они ни за что не отважатся на преследование. Или всё же…» Ральф задумался.

– Ахмед, – позвал он одного из своих помощников и замер в неподвижности, начиная разрабатывать план предстоящих действий.