Максим Шахов - Контейнер со смертью

Свернутый в несколько раз кусок парашютного шелка Росляков использовал для защиты головы от нещадно палящего солнца. Изделие было простым и хорошо знакомым для русских – квадратная шапочка с четырьмя узелками по углам. Не хватало только майки и старых трико с вытянутыми коленями, тогда бы он совсем был похож на отечественного дачника, которые таким образом делают головные уборы из носовых платков.

С короткими передышками он шел почти всю ночь, стараясь уйти подальше от места своего приземления. В дикой природе нельзя бросать ничего, потому что не знаешь, в какой момент и что тебе может пригодиться. Поэтому Росляков не стал закапывать или другим образом прятать свой парашют. Большой кусок прочной нейлоновой ткани, несколько метров прочных строп – таким богатством, если ты собрался выжить, не разбрасываются. Завернув все свое имущество в парашют и свернув его наподобие рюкзака, Михаил Васильевич нес его на спине, двигаясь все время на восток. Там в виднеющихся в колышущемся мареве скалах он намеревался найти себе убежище на срок, который пока не определил. Срок подскажет ситуация.

Вычислили террористы его хитрый ход или не вычислили, покажет самое ближайшее время. Все зависит от того, насколько плотно они сидели у него «на хвосте». Он вполне допускал, что им стало известно, на каком самолете он покинул Венесуэлу. Если не известно, то он в полной безопасности. И за пару-тройку дней это подтвердится. А если это им известно, тогда его будут ждать в аэропорту Каира.

С самолета он не сойдет, и они найдут способ выяснить, куда он делся. Сразу всплывет история с неполадками самолета в воздухе, которые возникли в определенной точке пространства. Если террористы даже и не знают об украденном парашюте, то обязательно такую возможность будут иметь в виду. А это значит, что по саванне очень скоро начнут шастать поисковые группы. Террористы обязательно подключат своих людей в полиции, а те перекроют все дороги и будут искать европейца. Это значит, что к населенным пунктам, где есть средства связи, ему подойти не дадут. И не надо, думал Росляков. Ему бы только успеть уйти из этого района, и как можно дальше. Пусть они прочесывают пустое пространство, а он посидит в укромном месте. Рано или поздно им это надоест, или они подумают, что ошиблись. Не будут же они искать его тут вечно.

Сразу после приземления Михаил Васильевич удобно уселся в тени ближайшего дерева, аккуратно вскрыл контейнер с ампулой. Неторопливо, со всеми возможными предосторожностями он вытащил ампулу и переложил ее в самодельный контейнер, который еще на базе МЧС в Венесуэле изготовил из водопроводной трубы. Тонкой веточкой он осторожно и плотно набил вокруг ампулы силиконовую крошку и завинтил крышку. Новый контейнер он во много слоев обмотал парашютной тканью, чтобы постороннему человеку было непонятно, что же это такое. Пустой контейнер он снова положил в пластиковую коробочку и зафиксировал зажимами.

Справа в небо уперся столб пыли. Перемещался он медленно, и была надежда, что это не преследователи, а именно то, что нужно – деревенский автобус, который курсирует здесь, перевозя аборигенов с места на место с их курами, тюками тканей, корзинами овощей. Ездят они медленно, но все равно это будет быстрее, чем топать ногами.

Почва под ногами становилась все более каменистой, и идти стало труднее. Дорог с покрытием в этом районе не было, и угадать, как тут петляет грунтовая дорога, было довольно сложно. Пыльный столб осел и стал расползаться над чахлыми деревцами и кустарниками. В раскаленном воздухе звука автомобильного мотора было не услышать и за двести метров.

Росляков взбежал, обливаясь потом, по склону и тут же увидел автобус. То, что можно было назвать дорогой, было всего лишь частью каменистого плато, где мелкие камни укатаны десятком автомобильных колес. Еле заметная полоса извивалась между крупными камнями и отдельными топорщащимися скалами. Облезлая колымага неопределенной принадлежности к конкретному автопроизводителю представляла собой квадратный кузов с пустыми окнами без стекол и крышей, на которую когда-то наварили железные поручни в виде очень большого багажника. И на этой крыше, и за окнами на специальных крючках виднелись клетки с птицей, корзины, мешки. Салон был набит до отказа пассажирами, и по ветру развевались разноцветные, в основном синих оттенков, платки.

Здесь жили туареги, а точнее, племена кель-аджар и кель-ахаггар. Немногочисленная колония, разбросанная по южному плоскогорью, население которой выращивало овощи, пасло мелкий скот и торговало. На языке туарегов тамахаг Росляков мог составить несколько простых фраз. Но даже если бы и не мог, то с кочевниками всегда общаться было просто, потому что в их среде существовал довольно развитый язык жестов, с помощью которого они находили общий язык с другими кочевниками во все времена. Включая и колонизаторов. Очень своеобразный и эмоциональный народ. Особенно если учесть, что у этих племен, которые были, в отличие от пришлых арабов, коренными жителями на юге Алжира, в социальных вопросах доминировали женщины.

Вытащив из кармана заранее приготовленные доллары, Росляков замахал рукой и побежал наперерез автобусу. Машина притормозила, а в салоне поднялся страшный галдеж. Это был шум не возмущения, а любопытства. На европейца показывали пальцами, смеялись, отпускали какие-то шутки и шумно обсуждали его появление.

Росляков помахал долларами перед глазами маленького сморщенного водителя, который единственный из своих соплеменников имел на голове не мужской литам или женский шаш, а красную бейсболку. Фразу он составил самую простую в том смысле, что хочет ехать и куда. Последнее было показано красноречивым жестом. Сквозь приветливые возгласы и кудахтанье кур Росляков с трудом втиснулся в переполненный автобус, обнимая свой самодельный рюкзак.

Туземцы не очень быстро успокоились, но наконец перестали скалить зубы и хлопать европейца по плечам и другим частям тела. Женские глаза блестели очень игриво и насмешливо, особенно если приглядеться и понять, что закрытое шашем лицо принадлежит молодой женщине или девушке. Росляков помнил рассказы о свободе женщин туарегов. Якобы нередко сама женщина не могла определить, кто же является отцом родившегося ребенка, и все племя собиралось, чтобы по чертам лица определить, на кого же из мужчин больше всего похож новорожденный. Сопровождалось все страшным шумом. Зачастую «отца» никто и не спрашивал, приписывая ему отцовство. Хотя это могло быть и очередной байкой европейских журналистов.

Относительно спокойная езда вдруг закончилась. Росляков нахмурился. Он рассчитывал, что до конца дня может передвигаться вполне спокойно, но, видимо, ошибся. Сбоку от дороги стоял открытый джип с эмблемой муниципальной полиции. Двое полицейских в тропической форме песочного цвета вышли навстречу автобусу, и один из них поднял руку.