Сергей Зверев - Люди шторма

– А как насчет социальных сетей? «Одноклассники», «ВКонтакте» и все такое прочее, – вклинился один из моряков. – Есть уверенность, что эти данные были взяты не оттуда?

– Ты думаешь, моя бабушка сидит в «Одноклассниках»? – с ухмылкой спросил старпом.

– Бабушка, может, и не сидит, – не спасовал моряк. – Но ведь внуки-правнуки явно посиживают. Могли где-нибудь засветить дату ее рождения. Не допускаете? Да и имя куклы дочери капитана могло где-нибудь в социальных сетях мелькнуть.

– Ну, уж нет, – возразил Горецкий. – В моей семье никто не пользуется социальными сетями. Эти виртуальные забавы не для нас. Нам и реальной жизни вполне хватает. Так что я исключаю вероятности того, чтобы кукла Нина моей доченьки упоминалась где-то в Интернете.

Нигматуллин в своей уверенности немного усомнился. Однако все же большей ему казалась вероятность того, что никто день рождения его бабушки в сети не засвечивал. Уверенность капитана добавляла старпому убежденности в своей собственной правоте. Отгоняя прочь сомнения, русские остановились на одном решении – считать «маляву с воли» подлинным посланием от агентов российских спецслужб, планировавших освобождение русских арестантов из тюрьмы. Оставалось лишь настроиться на вероятные «крутые виражи» нового дня. В том, что выезд моряков «Астрахани» на следственный эксперимент является началом освобождения, никто из сидельцев камеры не сомневался. «Утро вечера мудренее», – промолвил Арсений Алексеевич и дал отбой экипажу, хотя отбой по тюрьме был дан гораздо раньше. Даже в тюремных условиях Горецкий оставался командиром своего экипажа. Это было нужно и ему, и всем его подчиненным.

Нельзя сказать, что центральная часть набережной портового прикаспийского города отличалась особой многолюдностью. Несмотря на то что официально этот немалый отрезок берега считался зоной отдыха, людей здесь было не так много. Малолюдность обусловливалась как предвечерним временем суток, так и определенными местными традициями, связанными со своеобразным пониманием организации свободного времени. Среди редких гуляющих по набережной практически не наблюдалось пожилых людей. Мало было и людей среднего возраста. Чаще всего здесь встречались представители местной «золотой молодежи». Самые «борзые» не постеснялись подъехать сюда на авто. Сынки высокопоставленных чиновников и «придворных» бизнесменов собирали вокруг своих крутых тачек небольшие компании друзей. Из магнитол неслась модная российская и западная музыка. Раздавался смех. Полицейские, патрулировавшие набережную, даже не подходили к этим точкам. Они давно знали, кто там задает тон, и предпочитали не вмешиваться, даже если наблюдалось какое-нибудь нарушение общественного порядка. Смысла вмешиваться не было, так как в конечном результате виноватым все равно «оказался» бы кто-то из полицейских. Никто из них не хотел назавтра же вылететь с работы из-за спора с кем-то из «приблатненных» молокососов. Поэтому стражи правопорядка и торопились пройти мимо. Но лишь в одном случае полицейские были неумолимы и не боялись угроз даже самых развязных чиновничьих сынков. Имеется в виду обнесенная забором площадка, где возводился колоссальный конный памятник. Благодаря стараниям Байрама Сахатова полиция получила неписаное право оттеснять от изгороди на двадцать метров любого постороннего. Никто не должен был мешать монтажу эпохального монумента. Молодежь пыталась снимать отдельные этапы монтажа на фотоаппараты и мобильные телефоны. Однако и это вскоре было пресечено. Байрам прикрывался администрацией президента республики. Полиция прикрывалась Байрамом. Сынки пытались звонить с жалобами своим папашам, но получали от ворот поворот. Папики, будучи в курсе, запрещали своим чадам встревать в любые перепалки, связанные с возведением памятника Отцу нации.

Работа за изгородью кипела и кипела. Рабочие были настолько заняты своим делом, что даже не замечали шума на набережной. Им не мешала ни музыкальная какофония, ни возгласы молодежи, позволявшей себе без разбору поглощать пиво, джин-тоники и энергетические напитки. Памятник рос прямо на глазах. И уже то, что было проделано, вызывало у большинства свидетелей благоговейный трепет. Забор был не очень высоким и не скрывал полностью даже постамента. Место непосредственного возведения памятника было огорожено строительными лесами с полупрозрачными защитным сетками, которые практически и не скрывали от посторонних глаз общую конструкцию. Конная часть была собрана быстрее всего. Следующими на очереди оказались туловище и руки скульптурного воплощения Отца нации. А вот голова все еще не была готовой.

Шикарный черный «Мерседес» последней модификации проехался по набережной, словно по шоссе. Немногочисленные гуляющие расступались. Полицейские отдавали честь и провожали машину подобострастными улыбками. Подъехав к воротам забора, временно ограждавшего место будущего монумента, «мерс» притормозил и несколько раз просигналил. На сигнал отозвался кто-то из рабочих. Ворота распахнулись. Машина въехала на строительную площадку. Из передних дверей вышел крепкий, коротко постриженный парень. Он быстро открыл заднюю дверцу, из которой появился Байрам Сахатов. Скульптор и его помощник еще по сигналу определили гостя и поэтому к моменту въезда «Мерседеса» на площадку находились неподалеку, встречая его.

После короткого приветствия олигарх сразу же стал рассматривать возведенную часть скульптуры.

– Я смотрю, тут у вас весело. Молодежь на набережной музыку слушает и вас развлекает. Не мешает ли? – как бы между прочим поинтересовался заказчик.

– Да в общем-то нет. Работники у нас усердные. Им что музыка, что скрежет железа по стеклу – все нипочем. Трудятся не покладая рук, – поспешил заверить Биязов.

Рабочий, который проходил мимо и все слышал, без стеснения бросил реплику:

– Вот если бы этого гавканья американского от них было поменьше, то работа вообще бы пошла очень гладко. Раздражают рэпом.

– Что? Серьезно? – Сахатов отвел восхищенный взгляд от почти готового монумента и пристально посмотрел на рабочего.

– Да, конечно, серьезно. Будешь тут несерьезным, – пробурчал тот и, сославшись на необходимость завершить какую-то срочную работу, скрылся за сеткой.

– Субъективное восприятие действительности, – тут же вставил свои пять копеек Баймырат, лишь бы только сгладить вероятные последствия общения олигарха с пролетарием. Однако олигарх вовсе не был зол на то, что простой работяга встрял в его разговор с автором памятника и его помощником. Наоборот, ему показалось, что жалоба рабочего имеет под собой основание.