Александр Шувалов - Коллега

— Еще раз извините.

— Проходите уже, — она шагнула вглубь квартиры, а я исполнил команду и прошел.

— Понимаете…

— Потом, — перебила она. — Сначала что-нибудь съедим. Говядину купили?

— Конечно.

— Замечательно, — обрадовалась Галина. — А то Джону нельзя свинину.

— Джону, — удивился я. — Кто такой Джон?

— Чистокровный англичанин, — прозвучало в ответ. — Милый, выйди поздороваться, у нас гость.

Послышалось странное цоканье, и на пороге комнаты появился он, рыжий, красавец. Квадратная морда, белая грудь, лапы колесом. Встал и принялся с ленинским прищуром озирать гостя, то есть меня. Сразу можно было понять, что в принципе против меня он ничего не имеет, но и баловать не даст. «Смотри, мужик, — послышалось невысказанное. — Пришел в гости, так и веди себя как в гостях. А то могу и в ляжку вцепиться или… — тут он усмехнулся. — Уже разулся? Отлично. Если что, могу и в ботинки нагадить». Я кивнул, дескать, не извольте, дяденька, беспокоиться, все понял и понял правильно.

Пока она заканчивала работу, я гремел посудой на кухне. Через каких-то полчаса все было готово. Мы сели за стол и я, непонятно почему, вдруг взял и рассказал ей все, как случайному попутчику в поезде или соседу по столику в заплеванном пивняке, куда заходишь раз в пять лет. Не все, конечно, но очень и очень многое, даже то, что, как мне казалось, давно уже утонуло в памяти.

— Почему он все-таки решил тебя убрать? — за беседой мы как-то незаметно перешли на «ты».

— Понятия не имею, — честно ответил я. — Еще об этом не думал.

— А как же офицерская честь, совесть, в конце концов?

В ответ я просто хмыкнул. Искать у моего бывшего совесть с честью, выяснилось, дело достаточно неблагодарное. Все равно, что шарить за пазухой у одной, постоянно мелькающей по ящику, светской львицы. Ничего там такого интересного не выросло.

— Что собираешься делать?

— Еще не решил, — пожал плечами. — Вариантов не так уж и много: или драпать или… Завтра решу.

— Почему завтра?

— Потому что завтра я уйду от тебя, найду какое-нибудь тихое место, и вот тогда начну размышлять, как жить дальше.

— Давай еще выпьем?

— Кто бы возражал, — ухватил пузатую бутылку и наполнил рюмки.

— За что будем пить? Как там у вас принято, за смерть врагов, за Родину, за боевое братство, за?..

— И где ты только этого нахваталась? — быстренько выпил и закусил колбаской.

— В книгах, где же еще? — немного отхлебнула из рюмки. — Скажи мне честно, Николай, ты действительно служил?

— Да, а что?

— Что-то непохоже, — хихикнула. — Настоящий герой из крутого романа сейчас обязательно заскрипел бы зубами, произнес страшную клятву, а потом…

— Достал из заднего кармана портков гранатомет и принялся протирать его занавеской, — продолжил я. — Ты действительно читаешь эту муть?

— А что прикажешь делать? — удивилась она. — Это, между прочим, моя работа. Как, по-твоему, я могу редактировать книги, не читая?

— Почему-то всегда думал, что такие красавицы как ты должны работать исключительно с любовными романами.

— Дамские романы про большое и светлое чувство у нас редактирует пятидесятилетний мужик, пьяница и матерщинник, — сдержанно поклонилась. — Но за комплимент спасибо.

— Чудеса, да и только, — покачал головой. — Тогда скажи…

— Нет, это ты скажи, — перебила Галина. — Ты бывал ранен?

— Пару раз, не очень сильно.

— А клиническая смерть у тебя случалась?

— Что? — я вытаращил глаза.

— Так, да или нет?

— Конечно же, нет.

— Ну, — разочарованно протянула она, — выходит, ты самозванец. Вот, — взяла с подоконника книгу и протянула мне. — Полюбуйся, каким должен быть настоящий герой.

Я взял книгу и действительно принялся любоваться, благо было на кого. Знойный мужчина с массивной нижней челюстью и легкой вековой печалью во взоре. Набор значков, медалей и орденов на молодецкой груди. Пять нашивок за ранения, одна желтая за тяжелое и четыре красные.

Надо же, автор аж тридцати двух романов, сюжеты черпает исключительно из собственной биографии разведчика и диверсанта. Лауреат, кавалер почетной медали, драматург, актер, поэт и композитор, круто.

— Между прочим, перенес четыре «клиники», — ехидно молвила госпожа редактор. — Не то, что некоторые.

— Да, уж, — пристыжено развел руками. — Что сказать? Богатыри не мы.

Интересно, если этот деятель умудрился четыре раза побывать на том свете, почему у него только одна нашивка за тяжелое ранение? Получается, что последующие три несостоявшиеся смерти он переносил на ногах, весело и непринужденно, как гусары позапрошлого века — триппер, так сказать, не вылезая из седла.

Насколько мне известно, несколько лет тому назад мой спарринг-партнер и приятель, Володя Лопатин, позывной Боксер, словил под сердце пулю. Какой-то подонок выстрелил в его любимую женщину, а он заслонил ее и принял заряд на себя. Пуля ударила в бронежилет, не пробила, но от страшной силы удара сердце у Володи остановилось, правда, потом опять заработало. К чему я это? Да к тому, что после этого он долго восстанавливался и даже полежал в госпитале. Как видно, лауреат и кавалер сделан из другого, более прочного материала, нежели какой-то там Лопатин.

— Жалко, — с большим сожалением молвил я, возвращая бестселлер владелице. — Очень, очень жалко.

— Ты о чем?

— Жалко, говорю, что в этой ситуации оказался не этот герой-разведчик, а я, — глянул на часы. — Что-то мы, Галина, заболтались, — взял со стола бутылку. — Давай-ка еще по чуть-чуть и баиньки. Если ты не против, я подремлю в кресле под охраной, — попытался двинуть ступней, но безуспешно. Спящий на ноге Джон, не просыпаясь, грозно зарычал и продолжил храпеть.

— Погоди, еще один вопрос, — мы проболтали до утра.

— Как самочувствие?

— Терпимо, — коротко ответил Силин и поежился.

Этим вечером он, как обычно, задержался на работе до одиннадцати просто потому что все, и шеф, и подчиненные к этому привыкли. Сидел, погасив свет, оставив гореть только настольную лампу, и думал. Благо, было о чем. Потом, глянув на часы, вызвал из гаража машину и поехал домой, пить ставший за годы финансового благополучия привычным, вискарь и опять размышлять. Когда-то так мечтал о том, что настанет время, и он будет ездить не на трамвае, а на иномарке и чинно отхлебывать по вечерам «Гленливет» из широкого хрустального стакана, а не давиться мерзкой водчонкой. Сейчас бы он с радостью отдал половину оставшейся жизни за то, чтобы вернуться в те нищие времена.

Машина остановилась у подъезда.

— Заедешь завтра в половине десятого, — распорядился Силин, открывая заднюю правую дверь.

— Если ничего не случится, — вякнул, не подумав, водитель.