Юлия Латынина - Охота на изюбря

— Ты кто такой? — спросил Камаз.

— Я заместитель Черяги. Начальника службы безопасности. Брелер моя фамилия. Камаз набычился.

— А где сам Черяга? — спросил он.

— Черяга сейчас подлетит, — спокойно сказал Брелер. — Велел без него начинать.

— Опаздывает, да?

— Начальство не опаздывает, начальство задерживается, — елейным голосом сказал Брелер. — Велело спросить, какие проблемы?

— А такие проблемы, что вы на нашей земле стоите, а за аренду не платите.

— Мы не на твоей земле, а в Ахтарске. Что-то я тебя в Ахтарске не видел.

— Твой гребаный Ахтарск можешь себе оставить — возразил Камаз, — а что на Наметкина, то наше. Лавьем-то делиться надо.

— Нечего мне тут с тобой рамсы разводить, — ответил Брелер. Мы — ахтарские. Так Джек решил, так Коваль решил, и не тебе, Камаз, вора перевякать.

— Когда Джек решал, вам крышу Премьер держал, а сейчас Премьера нет, пора вас на понятия ставить.

— Крыши нам Премьер не ставил, это ты ошибаешься, — возразил Брелер, — он на комбинате так был, разовый порученец. Сечешь разницу? Не он нам крышу ставил, а мы его на посылках держали. — Широко улыбнулся и добавил:

— А вот и шеф! Я же говорил — сейчас прилетит!

Уже некоторое время к диалогу двух противоборствующих сторон примешивался далекий рокот, словно в небе кто-то завел кофемолку. Теперь рокот обозначился ниже, громче — и из-за леса выплыла хищная тушка вертолета. Камаз не обращал на рокот внимания — мало ли кто летает над Москвой, — но тут, когда закричали, обернулся.

Лицо Камаза перекосилось ужасом, и это было так же примечательно, как если бы от ужаса перекосился ну, скажем, ковш экскаватора.

Вертолет был не какой-нибудь гражданский потрепанный пузырь, — а хищной военной раскраски, с тридцатимиллиметровыми авиационными пушками и блоками неуправляемых реактивных снарядов, мертво скалившимися по обе стороны тупого носа, и с двумя кассетами, из которых торчали головки «Штурма» или еще какой ракеты «воздух — поверхность». Вертолет медленно сделал круг почета над остолбеневшей публикой, спустился ниже и завис в двух метрах над головами бандитов.

Песок, поднятый лопастями, летел во все стороны, У одного из бандюков выдуло из кармана небрежно засунутые туда «деревянные»… За спиной Камаза кто-то истерически вскрикнул. Вертушка подалась еще ниже к земле, дверца технического отсека распахнулась, и из нее спрыгнул невысокий человек в деловом прикиде, подошел к беседующим.

— Какие вопросы? — негромко спросил Черяга. К чести Камаза, бандит попытался сохранить лицо. И это бы ему удалось, если бы не растерянный шепот его подручных и хлопанье дверец «БМВ».

— Да вот, — сказал бригадир, — надо было посмотреть на тебя, какой ты есть. А то на моей земле стоишь, а носа не кажешь…

— Посмотрел?

Камаз развел руками, пытаясь скрыть невнятицу собственных слов.

— Какие проблемы, браток! Посмотрел. И обернулся к ребятам:

— Поехали!

«БМВ» летел с площадки так, что шины взвизгивали на поворотах.

Боря Перчик на чердаке пятнадцатиэтажки растерянно переводил ствол с вертушки на Черягу и обратно. Ему было велено стрелять, если все стреляют, и не стрелять, если стрельбы нет. Ему не было дано никаких ценных указаний насчет появления в районе стрелки боевого вертолета новейшей модификации. Поразмыслив, он решил, что ситуевину следует отнести ко второму обговоренному случаю: случаю отсутствия стрельбы.

Вздохнул и принялся паковать винтовочку — штучка была ценная, в другом месте непременно пригодится.

Самое удивительное было то, что Боря, недавно вернувшийся из Чечни, не мог опознать типа вертушки.

Юра Брелер и сам толком не знал, что задумал Черяга и куда так неожиданно он сорвался за полтора часа до стрелки. Сейчас он стоял и попеременно глядел то на «БМВ», улепетывающий к переезду, то на ощетинившуюся стволами летающую морду.

— Ну ты даешь! — восхитился Брелер, — чья вертушка?

— Конгарская, — ответил Черяга.

Брелер хлопнул себя по голове. Блин! Сам должен был догадаться!

— Погоди! Они же не из Сибири прилетели? Какая у этой штуки дальность полета?

— У Ми-28 — четыреста километров, — ответил Черяга, — а у этого шестьсот плюс двести километров подвесных баков. Они на полигоне были под Рязанью.

— А что они военным объяснили?

— Они в Тушино летят. За железякой. У них мероприятие срывается, через неделю выставка в Абу-Даби, а железяки все нет…

Брелер покачал головой, провожая акулий силуэт, скользящий над лесом.

— Так это вертушка для выставки?

— Экспериментальный образец.

— Постой! Так они же не вооружены! А что бы ты делал, если бы стрелять пришлось?

Черяга недоуменно вынул из губ папиросу.

— Почему не вооружены? — спокойно спросил он. — Это автоматчик в техническом отсеке сидел, он не вооружен. А боеприпасов у пушки десять цинок… Поехали!

Если бы полгода назад Даниилу Федоровичу Сенчякову, генеральному директору Конгарского вертолетного завода, сказали, что новая сверхсекретная вертушка будет участвовать в бандитской разборке на стороне генерального директора АМК Вячеслава Извольского по кличке Сляб, он бы хрупнул по столу старческим кулаком и вскричал: «Да я самого Сляба грохну! Сталина на него нет!»

Даниил Федорович Сенчяков был самый нетипичный директор, какого только было можно себе вообразить. На фоне нынешней России он гляделся не мамонтом даже — трилобитом.

Сенчякову было глубоко за семьдесят, и на пенсию он ушел аж в 1991 году. К 1993 году завод стоял, как член в брачную ночь, новый директор пропал бесследно в милых его сердцу оффшорах, а трудовой коллектив, который на тот момент еще имел право избирать директора, пошел к пенсионеру, как киевляне к варягам, и с плачем предложил ему венец и державу. Трудовой коллектив руководствовался одним здравым соображением: Сенчяков был семидесятилетним вдовцом, без детей и племянников, и воровать ему было просто не для кого.

Трудно сказать, был ли это оптимальный выбор. Твердокаменный партиец и ветеран Великой Отечественной, один из учеников знаменитого Миля, Сенчяков так и остался насквозь убежденным коммунистом — несмотря на то, что годы 1950-1954 провел за колючкой в «шарашке». По взглядам, манерам, характеру Сенчяков безнадежно отстал от времени и порой до ужаса напоминал завитого французского придворного времен Людовика XIV, с опаской карабкающегося на борт реактивного лайнера. Сенчяков так никогда и не понял, что военно-промышленного комплекса больше нет, и что никогда, ни при каком правительстве, Россия больше не будет продавать нефть на Запад, чтобы на вырученные деньги оплачивать Конгарскому вертолетному заводу строительство двухсот винтокрылых барракуд в год…