Юлия Латынина - Охота на изюбря

Отсюда возникала еще одна проблема, связанная с пропажей Заславского: не задевая фундаментально сам комбинат, эта пропажа могла вызвать массу недоуменных вопросов у областной администрации.

Впоследствии, вспоминая этот сухой и морозный осенний день — один из последних мирных дней, за которыми потянется несколько месяцев кошмара, — Денис пытался отыскать в своих воспоминаниях мрачные предчувствия и предзнаменования — словом, все то, что человек, наделенный интуицией, должен ощущать, шагая под перекрестье снайперской винтовки.

Но предчувствий, увы, не было. То ли Черяга был лишен интуиции, во что с трудом верилось, то ли интуиция действует только тогда, когда речь идет о той самой винтовке или гранате, аккуратно привязанной к педали газа вашего «БМВ». А когда пущенные в ход механизмы значительно деликатнее и гранату предусматривают лишь как незначительную деталь в общем плане — интуиция берет отпуск за свой счет.

С Борисом Гордоном, оперуполномоченным 81-го отделения милиции города Москвы, Черягу связывали давние приятельские отношения. Они вместе работали в штабе по раскрытию одного из совершенных на территории отделения убийств и, вопреки обычной классовой вражде между следаком и опером, остались более или менее довольны друг другом.

— Привет капиталистам! — возгласил Гордон, когда улыбающийся Черяга ввалился в крошечный кабинет с растрескавшимся столом, — как успехи на ниве продажи Родины?

— Мы Родину любим и дешево не продаем, — в тон ему ответил Денис.

Однако глаза Гордона с непривычной цепкостью впились и в модное темно-зеленое пальто замдиректора, и в начищенные туфли, на которые спадали безукоризненные складки отутюженных темно-серых брюк. И в глазах этих мелькнуло что-то большее, чем неприязнь к бывшему следаку. Мелькнуло и пропало. «Ну что я вырядился, как попугай?» — запоздало подумал Черяга.

Но тут же неловкость растворилась в воздухе вместе с извлеченной Черягой бутылкой, потому что бутылка была большая и квадратная, и на ней красным классическим шрифтом было написано, что это шотландское солодовое виски, — и как мог Гордон не уважить такую бутылку, происходившую, как уверял он всех, с давней-давней родины его предков?

— Ну, рассказывай, зачем пришел? — спросил Гордон, когда оба друга уже пропустили по стаканчику благородного напитка.

— Человек у нас пропал, — сказал Черяга.

— Что за человек?

— Николай Михайлович Заславский, пятьдесят восьмого года рождения, директор фирмы «Ахтарск-контракт», проживает на улице Герцена, 56, квартира 3. Твой участок.

Гордон почесал пышную шевелюру.

— И давно он пропал?

— Позавчера. Гордон расхохотался:

— И вы уже хипиш подняли? А как ваш Заславский — не любитель, того, по шлюхам ездить? Или за воротник брать? — И опер щелкнул себя по плотной, докрасна натертой воротничком шее.

— Он вчера должен был явиться на важную встречу. И не явился.

— Семья у него есть?

— Жена.

— Живет с ним?

— Да.

— А она что говорит?

— Говорит, ушел из дома позавчера утром и с тех пор не появлялся.

Гордон покачал головой.

— Ты вроде как из Ахтарска прилетел? — неожиданно спросил он.

— Да.

— А почему ты за четыре тыщи кеме прилетел, чтобы пожаловаться на пропажу, а жена с улицы Герцена до нас не дошла?

— Она считает, что он к любовнице пошел.

— А вы так не считаете?

— Я уже сказал — он пропустил важную встречу. И мобильник у него не отвечает. Так же не бывает, чтобы у человека два дня не работал мобильник?

— Что, много у вас на этом Заславском завязано?

— Да нет. Старший помощник младшего дворника.

— А чего хипиш?

— Шеф во всем порядок любит. Гордон чего-то писал на листке быстрым и мелким почерком.

— Как фирма называется?

— «Ахтарск-контракт».

— А что она делает?

— Да закупает чего-то для завода. Оборудование, что ли…

Гордон усмехнулся и уставился на своего собеседника круглыми глазами, ужасно напоминавшими два зеленых семафора, просвечивающих тебя насквозь.

— Слушай, вот смотрю я на вас, бизнесменов, и меня аж завидки берут. Ну вот ты мне назови какую-нибудь зарубежную компанию, а?

— «Чайна стил корпорейш», — автоматически произнес Черяга название самой высокорентабельной в мире тайваньской металлургической компании.

— Во-во. Ты скажи, эта «Чайна стил» сырье закупает сама?

— Да.

— А оборудование?

— Тоже.

— А когда ей кредит нужен, она сама получает кредит или за нее получает какая-то шарашкина контора?

— Наверное, сама.

— Так объясни ты, почему у нас не так, а? Почему у вас оборудование закупает «Ахтарск-контракт», а другое оборудование закупает «Ахтарск-договор», а металл продает еще какая-то хреновина, «Ахтарск-гоп-стоп» или как ее там кличут, и так до бесконечности? Сколько у вас этих зиц-председателей, что ты даже не можешь упомнить, чем один конкретный занимался?

— Борис, ну зачем тебе это? Ты где работаешь — в УГРО или в ОБЭП?

— Я в УГРО работаю, — устало сказал Гордон, — у меня три висяка и девочку вчера изнасиловали, и вон тачка оперативная наглухо сломалась. А я, вместо того чтобы висяк колоть, должен какого-то загулявшего бизнесмена искать, хотя, три к одному, он сейчас в каком-нибудь загородном бассейне девицу трахает…

Черяга опустил глаза и сказал:

— Мы тачку можем отремонтировать. И вообще…

— Что — вообще?

— Ну… как сказать, я понимаю, что если человек тратит время, то эта трата должна быть компенсирована…

Про компенсацию Черяге велел сказать Извольский. Им же был определен предельный размер компенсации.

Гордон поднял глаза и стал рассматривать друга, как некую заповедную лягушку в террариуме.

— Тачку отделению отремонтируешь, — сказал он, — а насчет «вообще» еще раз помянешь — вылетишь вон. Ясно?

И тяжело поднялся из-за стола.

— Ну что, пошли?

— Куда?

— К супружнице вашего… зиц-председателя…

Супругу Заславского звали Эльвира. Это была женщина лет сорока, полная и низенькая, с нескрываемо раздраженным выражением лица. Несмотря на то что на часах уже натикало десять утра, госпожа Заславская все еще пребывала в пышном бархатном халате, непрестанно распахивавшемся и обнажавшем полные и не очень-то аппетитные ноги. Ноги у нее были босые, и Черяга отлично видел жесткие неподстриженные ногти, крашенные облупившимся золотым лаком, и черные волоски, растущие из пальцев.

Эльвира и Николай познакомились еще во времена студенческой юности и провели добрую половину совместной жизни, работая за соседними кульманами в одном и том же трубопрокатном НИИ. После начала реформ НИИ, как водится, зачах, Эльвиру сократили, а Николай, наоборот, развил в себе неизвестные дотоле качества и очень быстро влился в ряды всевозможных посредников, брокеров и приватизаторов. Он торговал трубами, лесом, турецкими дубленками и бронежилетами, продавал дорожному фонду щебенку и наконец вытащил счастливый билет, после того как его дядя, бывший инструктор райкома партии, долез до первых замов сунженского губернатора.