Кирилл Казанцев - На всякого блатного найдется пуля

В этот момент на экране пошли кадры с места событий, покореженный внедорожник, толпа народа вокруг. Затем крупным планом возник старший оперуполномоченный Гудков.

– Нами предпринимаются все необходимые меры по задержанию преступника, – монотонно бубнил он в камеру с кислой миной. – Дело осложняется тем, что Асколов – бывший работник милиции. Но ему все равно не уйти. На его поиски мы бросили все силы. Это дело чести.

– Да что ты, м…к, знаешь о чести, – процедил Степан, плюхнувшись на диван. – Молчал бы уж.

– Скажите, а почему Асколов уволился из органов милиции? – поинтересовалась ведущая.

– Он подозревался в коррупции, торговле оружием и наркотиками, – нагло врал майор и с вызовом смотрел в камеру. – Тогда мы доказать ничего не смогли, но вот теперь он не отвертится.

– Ну и сука, – стиснул зубы Степан.

Возможно, он единственный в УВД не брал взяток, а его теперь в этом обвиняют, и кто – главный взяточник и наркоторговец! С отчаянием и обидой Степан понял, что его, скорее всего, убьют и повесят на него всех собак, все висяки. Очень может быть, что стараниями Гудкова он станет самым кровавым маньяком в истории человечества.

Между тем на экране, оттолкнув майора, к камере протиснулся сам губернатор. Он вперился почерневшим лицом в камеру и, излучая волны ненависти, процедил:

– Теперь я скажу! Слышишь, ты, тебе никуда от меня не спрятаться! Тебя найдут, и ты сгниешь в тюрьме. Лучше молись, чтобы тебя где-нибудь застрелили при задержании. Слышишь меня, урод? Я объявляю за любую информацию о твоем местонахождении вознаграждение в размере ста тысяч рублей. Если информация приведет к поимке преступника – плачу миллион.

От услышанного Степану стало не по себе. От слов губернатора веяло смертью. По коже побежали мурашки. Нужно было действовать как можно быстрее, пока по всему городу не расклеили его фотографии. Да, он не похож на себя прежнего на фотографии, но сходство тем не менее было. При желании опознать можно. А при таком вознаграждении у многих появится желание, даже у его хозяйки.

После показали кадры с перекрестка, где он якобы сбил трех пешеходов. Журналисты старались, как могли. Показали лужи крови, девочку лет восьми, рыдающую у тела матери, бесформенную кучу, в которую превратилось изуродованное ударом человеческое тело, туфлю, валяющуюся на проезжей части. Вслед за всем этим ужасом показали диалог журналиста с психологом.

– Как вы думаете, почему бывший работник правоохранительных органов мог совершить такое? – поинтересовался журналист.

– Все просто, – с умным видом ответил психолог. – Асколов вымещает на окружающих обиду на своих коллег. Ему кажется несправедливым, что его уволили, плюс к этому налицо обострение какого-то психического заболевания, возможно психопатии. Люди для него не более чем неодушевленные вещи или иллюзии. Он считает лишь себя реальным и думает, что вправе делать с остальными все, что ему заблагорассудится, как ребенок играет со своими игрушками. Вы, должно быть, заметили, что в его действиях нет никакого смысла. Он хотел ограбить банк, но не ограбил, бросил деньги и убежал. При этом сбил трех человек на дороге и даже не притормозил. Далее без всякой причины он убивает молодого парня у всех на виду – и снова скрывается. Типичное поведение психически больного человека – немотивированная жестокость и нелогичные поступки.

– Вот, значит, как, – заскрипел зубами Степан, – нелогичные поступки! Я вам покажу немотивированную жестокость…

Все было сделано так, что зрители теперь будут считать его опасным идиотом. Потом его пристрелят, и никто не узнает правды. Ну уж нет! Он докажет, что не сумасшедший. Теперь ему терять нечего.

Начальник УВД полковник Решетников в оцепенении сидел в кресле, сжимая в руке свой сотовый. В кабинете громко тикали настенные часы и гудел вентилятор. По оплывшей физиономии полковника медленно стекали капли пота, и духота лишь отчасти была тому виной. Решетников еще раз посмотрел на номер звонившего и с тоской подумал, что ему теперь делать. Звонил губернатор, и он знал причины звонка.

Решетникову сразу доложили, что сын губернатора убит бежавшим грабителем-инкассатором. Трудно было представить, что сделает теперь с ним Юхно. Звонит не иначе как для того, чтобы сообщить ему о скорой мучительной смерти от рук нанятых им палачей. Если здраво рассудить, то он, конечно, не виноват в бегстве Асколова, а все его подчиненные ротозеи, но губернатору плевать – убит его сын. Теперь Юхно жаждет крови. Что ему делать, скрываться от губернатора или пойти в открытую, – полковник не знал. Ситуация осложнялась тем, что дело получило большой резонанс. Про попытку ограбления банка рассказывали даже федеральные каналы. Сверху грозились прислать комиссию, требовали результатов, однако с каждой минутой все только осложнялось. Взгляд начальника УВД вернулся к сотовому. Тот больше не звонил, лишь на потемневшем экране было видно сообщение о непринятом вызове.

«Нет, все-таки надо позвонить», – решил Решетников и задумался над тем, что будет говорить. В конце концов, он начальник УВД, и Юхно не решится его вот так просто убрать. Полковник долго медлил, не решался, потом, собравшись с духом, нажал кнопку вызова, приложил сотовый к уху и стал ждать ответа.

– Да, слушаю, – мертвым голосом отозвался губернатор.

– Это Решетников. Я звоню, чтобы сообщить, что мы делаем все возможное и невозможное, чтобы задержать этого урода, – заговорил полковник, стараясь, чтобы в его голосе звучало сострадание и вместе с тем решительность.

– Даю тебе день, – сухо оборвал его Юхно. – Потом мы будем разговаривать уже по-другому.

Решетников открыл рот, чтобы сказать что-нибудь в ответ, но связь оборвалась, послышались гудки, и он с обреченным видом опустил трубку. Губернатор мог сделать с ним все что угодно. Мог подослать киллеров, слить компромат в СМИ или сделать пару звонков наверх знакомым в МВД, после которых начальника УВД вышвырнули бы на улицу, как шелудивого пса, либо еще хуже – против него начнется служебное расследование, потом показательный суд и тюрьма. Словом, перспективы одна мрачнее другой.

Дрожащими пальцами Решетников набрал номер старшего оперуполномоченного убойного отдела. Гудков ответил сразу:

– Да, Сан Саныч.

– Что «да»?! – заорал в трубку полковник. – Где Асколов? Почему ты его еще не взял?! Твое время истекает, майор!

– Мы вот-вот его возьмем, – пробормотал Гудков недовольно.

По голосу чувствовалось, что он врет, и это еще больше раззадорило Решетникова. Наоравшись всласть, он схватил со стола приказ и, помахивая листом бумаги на себя, как веером, произнес уже спокойным тоном: