Кирилл Казанцев - Кладбище для олигарха

– Подлетает уже, близко, – затаив дыхание, молвил коренастый. – Запускай движок. Бак хоть полный залил? Нам еще только заглохнуть на полдороге не хватало. Иноземцев голову открутит.

– Не боись. – Худощавый поднес к уху рацию. – Первый, Первый, я Третий. Объект движется на юго-восток. Скорость шестьдесят—семьдесят километров в час. Выдвигаемся.

– Третий, Третий, – донесся из рации голос довольного развитием событий Иноземцева. – Я Первый, вас понял. Группа захвата будет держаться в визуальной близости от вас. Тоже начинаем движение. Конец связи.

– Над нами пролетает, – проговорил худощавый, выставив в открытое окно джипа загорелое лицо, но ничего так и не смог рассмотреть в небе.

– Параллельно дороге летит, фартит.

– Кому – ему или нам фартит? – усмехнулся худощавый, плавно трогая машину с места.

Джип ехал непривычно медленно. Обычно охранник гонял за сотню, невзирая на качество дороги. Точка на экране ноутбука продолжала пульсировать.

Вскоре к джипу присоединился и микроавтобус с тонированными стеклами, пристроился в хвост и тоже тупо потащился по дороге.

– Группа захвата, – улыбнулся худощавый. – Все чин-чинарем идет.

Машины медленно катились по асфальту. Мимо них пару раз со свистом пронеслись большегрузные самосвалы с золотистым песком. Еще один самосвал – пустой оказался сзади них. Водитель, не понимая, почему впереди идущие машины движутся так медленно, высунулся в окно и посигналил. Тогда Иноземцев махнул ему рукой из микроавтобуса – мол, обгоняй.

Вскоре джип притормозил у железных ворот. Те открылись незамедлительно. Роман Петрович все держал на контроле по рации.

– Мы едем, едем, едем… – напевал худощавый, постукивая в такт пальцами по оплетенному натуральной кожей рулю.

– Все четко, сам к «гнезду» выведет. Голова наш Петрович… – И тут коренастый напрягся, вглядываясь в экран.

Происходило что-то не то. Точка на мониторе, обозначающая голубя, метнулась вправо, потом влево, а затем и вовсе повернула назад. Да и скорость заметно увеличилась.

– Мля, да что ж это он творит? – резко вдавил тормоз худощавый. – Удрать от нас хочет?

– А я откуда знаю, какая моча в его куриные мозги ударила! Назад летит. Разворачивай.

Джип, натужно ревя мотором, разворачивался на узкой дороге. Худощавый щурился в небо.

– Вот сука! Коршун, по-моему, появился, – разглядел он черный крест распростертых крыльев. – Не дай бог, нашего голубка заклюет… Вот и мечется, бедный. Из «калаша» б его полоснуть, чтоб перья полетели!

Джип помчался в обратную сторону. Более длинный микроавтобус съехал передними колесами с откоса; теперь он буксовал и никак не мог выбраться на асфальт. Иноземцев матерился и кричал в рацию:

– …какого хрена? Что происходит?

Джип успел проехать не больше километра, как вновь запищали тормоза. На этот раз худощавый не стал тратить время на разворот – тормознул так, что джип просто занесло и поставило на дороге в нужном направлении.

– К поселку уходит, – бормотал коренастый. – И мечется, мечется… Туда по прямой десять, а нам по дороге все двадцать километров будет, хрен успеем.

– Успеем, – пообещал худощавый, втапливая педаль газа.

Шипованные колеса буквально вгрызлись в асфальт, из-под них повалил дым. Коренастого вжало в спинку сиденья. Замелькал, понесся навстречу дорожный пейзаж.

Джип пролетел мимо буксующего микроавтобуса, даже не останавливаясь, обдав его волной воздуха.

– И без нас выберутся, – бросил худощавый, косясь на спидометр, стрелка которого уже переваливала за сотню.

– Там поворот крутой, не забудь.

– Проскочим.

Белоснежный голубь метался в небе. Коршун черным крестом парил над ним. В одно мгновение крылья сложились, и хищник камнем полетел вниз. Почтовый голубь нырнул, расправил крылья и чудом разминулся с ним. Пара белых перышек закачалась в вышине, а затем, вращаясь, они полетели к земле…

На плоской крыше пятиэтажки, в цоколе которой располагался самый большой в Никитиной Гриве гастроном, булькала расплавленной смолой битумоварка. Почерневшее от дыма кустарное сооружение, сваренное из стальных листов, чем-то напоминало древний паровоз. Из высокой трубы тянулся дым, в топке, расположенной снизу, красным отливали уголья.

Половина крыши уже была отремонтирована – покрыта новым рубероидом, швы тщательно замазаны черной смолой. Другая же еще ждала своего часа.

Перед битумоваркой в позе лотоса сидел неопределенного вида мужчина с всклокоченной бородой и длинными сальными волосами; голову его венчал островерхий колпак, на плечах не по погоде был наброшен потертый черный плащ. Под самым невысоким парапетом виднелись старый пружинный матрас, застланный тряпьем, кусок полиэтилена на случай, если пойдет дождь, и древняя фанерная тумбочка, выкрашенная голубой масляной краской.

Мужчина подбросил в топку пару поленьев, пошевелил кочергой, из-за чего из трубы битумоварки вырвался сноп искр, и нетерпеливо покосился на невысокую надстройку, прикрывавшую люк, ведущий с крыши в подъезд. Однако тот, кого поджидал неопрятный бородач, появился не из надстройки. Бывший десантник в дырявой, словно пулями простреленной, тельняшке и помятом берете перемахнул на крышу с наружной пожарной лестницы.

– Что, Батюшка? – нетрезво осклабился парень. – Десантура всегда появляется там, где никто ее не ждет. Мы, «сошедшие с небес» прямо на голову, – и он поставил перед бомжем пакет, в котором приятно звякнули бутылки. – Во, Батюшка, отоварился я.

– Какой я тебе батюшка? Батюшка – это поп, он в церкви служит. А я бывший интеллигентный человек.

– Да ладно. Тебя Батюшкой все наши «пингвины» под гастрономом называют. Это ты ловко придумал: плащ черный надел, вроде как ряса, борода, патлы длинные, шапка колпаком… Вот мент, прежде чем тебя повинтить, и задумается – может, монах, может, паломник. Пока он думать будет, ты уже ноги в руки, и поминай как звали. Меня, батя, держись, плохому не научу. Место у нас теперь козырное. Менты по крышам не шастают, а мы в центре поселка сидим, культурно отдыхаем.

– Даже не отдыхаем, а работаем почти законным образом, – усмехнулся в косматую бороду бомж, – огонь в выходной день под битумоваркой поддерживаем, пока работяги отдыхают. Зато в понедельник сразу к работе приступят. Ну, и что ты на наши трудовые рубли прикупил?

– Только водяру. А все остальное из дому принес, на кухне взял, пока сеструха не видела… – Десантник выложил половину буханки хлеба и с десяток картофелин.

– Готового ничего не мог прихватить? – сказал бомж. – Колбасы какой…

– Картошка-то у нас своя, я сеструхе ее копать помогал, мешки на горбу таскал. Правда, это еще до армии было. А вот колбасу она за деньги в магазине купила. Не воровать же мне у сестренки.