Кирилл Казанцев - Утро генеральской казни

– Не так сразу. Для начала юбку обтяни, а еще бумажник этого господина хренова здесь оставь.

– Вау, – тихо проговорила железнодорожная путана, выкладывая на столик дорогое мужское портмоне.

– Не «вау», а «упс», мародерка чертова.

– Я не мародерка, а честная девушка легкого поведения, – обтягивая до неприличия короткую юбку, возразила проститутка. – Я ему, кстати, даже искусственное дыхание делать пыталась и закрытый массаж сердца. Ничего не помогло. Не верите?

– Может, и верю. Только толку теперь от этого нет. Иди отсюда, и без тебя тошно.

– А как же вы?

– Как-нибудь и без сопливых разберусь.

Проститутка исчезла. Ларин не сомневался, что она в точности последует его совету – не станет никого беспокоить, а о немце постарается забыть как можно скорее.

Андрей закрыл дверь на защелку, посмотрел на мертвого Курта Бирхофа.

– И надо тебе было это сомнительное удовольствие, идиот несчастный? Все испортил… А ведь так неплохо начиналось! Приличные, добропорядочные люди обычно умирают в своей постели, окруженные детьми и внуками. А ты в чужой стране на казенном белье да на продажной сучке…

Маячившие перспективы мгновенно закрылись вместе с возможностями. План, составленный Лариным и утвержденный Дугиным, пошел прахом.

Поезд мчался в ночи, приближаясь к станции, на которой Андрея уже поджидали люди, присланные Павлом Игнатьевичем. Вот только в этом Ларин уже не видел никакого толка.

Состав сбавлял скорость. Вагон раскачивался на стыках, за окнами проплывали желтыми колючими одуванчиками станционные фонари. Скрипнули тормоза, лязгнули сцепки, и поезд замер. За окнами коридора высилось здание вокзала. Никому из пассажиров вагона, в котором ехал Ларин, станция не была нужна – никто не вышел, никто не зашел.

Андрей выбрался в тамбур, выглянул в окно на другую сторону от здания вокзала. Тут было темно, ближайшие фонари погашены. Чувствовался почерк Дугина. Даже о такой мелочи, как светомаскировка, он позаботился.

«Ну, и где же они? Даже огорчить некого», – подумал Ларин, глядя на пустой перрон.

И тут со стороны диспетчерской вышки неярко блеснули фары. Вдоль состава катил электрокар с парой багажных тележек. Машина почти беззвучно приблизилась к вагону и остановилась точно напротив двери. За рулем сидел мужчина в форменном комбинезоне и кепке. Еще двое разместились на потрепанных дерматиновых сиденьях прямо за ним. Андрей открыл дверь и тут же, к своему удивлению, узнал в водителе электрокара самого Дугина.

– Давай быстрей, – по-деловому скороговоркой проговорил Павел Игнатьевич, но, встретившись с Лариным взглядом, тут же поинтересовался: – Все в порядке?

– Если бы.

Андрей пропустил Дугина в купе, прикрыл за собой дверь. Павел Игнатьевич даже тихо присвистнул от разочарования.

– Вот уж точно в народе говорят: блядство до добра не доводит, – сказал он, глядя на мертвого немца.

– Вот такая вот, Павел Игнатьевич, «финита ля комедия». Даже самому противно. А еще собирались изобретателям виагры Нобелевскую премию присудить. А им, как видите, руки поотбивать мало.

– Насчет Нобелевской премии не знаю, – вздохнул Дугин, – но мы с тобой оказались в непростом положении.

– Слабо сказано – в безвыходном.

– Есть предложения? Стоянка-то совсем короткая.

– Да думал уже. Забираем его ноутбук, документы, оставляем все, как есть. Я остаюсь с вами, и пробуем разобраться в информации самостоятельно.

– А этот пусть дальше едет? – Дугин указал на Бирхофа. – Подарок жителям Выборга?

– Ну, и что такого? Дело-то житейское, как говаривал сказочный Карлсон с пропеллером. Утром его обнаружит проводник. На столе пачки презервативов, упаковка виагры, а у мужика остановка сердца. Картина для следователей предельно ясная.

– Ты о работе следователя не беспокойся. У нас времени нет абсолютно. Так мы только спугнем Рубинова с Васьковым. Они-то заподозрят, что этого клоуна специально убрали, чтобы документы похитить. Поменяют планы, перенесут застройку в один из других гарнизонов. Мы за всем не уследим. В армейской среде наших людей мало, полной картины я получить не смогу. А мы должны пресечь первую же попытку раздербана бюджетных денег. Они сейчас пилотный вариант аферы обкатать решили, и мы не имеем права позволить им это сделать. Так что едешь до Выборга.

Двое спутников Дугина с каменными лицами делали свою работу: торопливо вынесли из вагона багаж немца, затем и его самого, завернутого в кусок брезента. Белье, бокалы, пачки виагры и презервативы оставили на столике. Дугин с Лариным стояли в это время в коридоре и торопливо продолжали обсуждать сложившуюся ситуацию.

– …ну, хорошо, приеду я в Выборг, доберусь до гарнизона и кем представлюсь? Да со мной никто разговаривать не станет, а уж тем более откровенничать. Мне нужно новое легендирование. Ну, скажем, приехал с заданием журналист, аккредитованный при Министерстве обороны, или еще какая-нибудь хрень…

– Придумаем, Андрей. Не в первый раз. Что-нибудь обязательно придумаем. И очень быстро. Ну, все, я пошел.

Спутники Павла Игнатьевича загрузили мертвое тело в большой картонный ящик на багажной тележке. Дугин сел за руль, и электрокар, развернувшись на узком перроне, покатил к диспетчерской башне.

Поезд тронулся. Ларин закрыл дверь и вернулся к себе в купе.

– Вот же дрянь. Не люблю сюрпризов и импровизаций. Доехать-то до конечной станции я доеду, а дальше что?

Военно-транспортный вертолет, подобно гигантской стрекозе, скользил над темно-зеленым лесом. Негромко рокотал двигатель, яркое солнце дробилось во вращающихся лопастях. Пилот уверенно ворочал штурвалом, то и дело посматривая в штурманскую планшетку. До Первомайского, конечной точки полета, оставалось еще минут сорок.

Анатолий Никодимович сидел у иллюминатора, вслушиваясь в свои ощущения. Пьянка давала о себе знать: распирало мочевой пузырь, к горлу тугим комом подкатывала блевотина. Больше всего на свете ему теперь хотелось в сортир. Однако еще больше хотелось выспаться. Ведь спать Рубинову пришлось лишь несколько часов – Васьков не отстал от него, пока они вместе не придушили литруху водки.

Сам Владимир Павлович, с непроницаемым лицом, в отутюженном генеральском камуфляже, сидел напротив. Глядя на него, человек непосвященный вряд ли бы сказал, что все предыдущие сутки товарищ генерал предавался исключительно пьянству и блуду. Его свежепобритые щеки источали аромат терпкой туалетной воды. Глаза Васькова выглядели абсолютно трезвыми, необычайно суровыми и чуточку уставшими – как и полагается по должности и званию. Владимир Павлович снисходительно посматривал то на старого товарища, то на его помощника, подполковника Слижевского, который, согласно субординации, сидел чуть поодаль.