Борис Кудаев - Пуле переводчик не нужен

– Нельзя у толпы отнимать полюбившуюся игрушку. Она уже создала из простого слуха живописный рассказ о зверском поступке изверга-армянина. Наоборот, мы должны поддержать эти слухи… Мы должны добавить в этот рассказ еще несколько живописных подробностей, которые так любит толпа. Но эти подробности должны опустить происшедшее до уровня обычной бытовщины, лишить это происшествие ореола национально значимого… Толпа на 95 % состоит из мужчин-азербайджанцев. Мы сыграем на обычных инстинктах мужчины-южанина. Больше всего южные мужчины боятся потерять авторитет в семье и уважение друзей. Нет для него упрека страшнее, чем упрек в импотенции. Давайте перескажем эту историю так:

…Замечательная женщина-азербайджанка так близко приняла к сердцу происходящие в городе события, что решила не допускать до себя мужа-армянина. Когда муж через несколько дней воздержания упрекнул ее в том, что она не хочет выполнять супружеские обязанности, супруга в сердцах оскорбила его: «Тебе этого и не надо, ты давно уже не мужчина!» Муж, решив доказать, что он настоящий мужчина, овладел ею силой. Когда он сделал это, разъяренная насилием жена плюнула ему в лицо. Не владея собой от гнева и обиды, муж схватил попавшийся под руку кухонный нож и ударил ее в сердце…

Это был шедевр! Здесь было все – и патриотизм азербайджанки, и извечный страх мужчины оказаться несостоятельным, и несомненное «право» любого кавказского мужчины ответить на оскорбление, смыв его кровью. Уже через полчаса мы рассказывали эту историю на площади, и спустя пару часов были вознаграждены, услышав ее в толпе в чужом исполнении с новыми живописными подробностями… Hook, line and sinker! Проглочена наживка, с крючком и леской вместе! Ай да генерал Борусов! Ай да шельма! Азербайджанцы подходили к нам: «Понимаешь, командир, вот ты образованный человек, я это вижу, да-а?.. Я тебе сичас что‑то скажу, и ты поймешь, да-а?.. Конечно, патриотизм – это очень хорошо, но женщина должна знать свое место и не должна оскорблять мужа. Да я бы за такое не только ее зарезал, я бы ее маму…» Площадь успокоилась – пусть только на сегодня, до нового слуха. Но мы были спокойны. Умное трио – Поляницын, Волков и Борусов – было залогом мирного завершения этого непростого противостояния. Поляницын держал в кулаке националистически настроенных членов правительства, Волков не давал распускать руки наиболее агрессивным военным, Борусов осуществлял эмоциональное воздействие на население.

А вечером воины-«афганцы» из азербайджанцев и местных русских взялись охранять порядок на митинге, все еще продолжавшемся на площади перед Домом Правительства. Они в тот же вечер задержали несколько невинно выглядевших бабулек, которые в корзинах под слоем пирожков и овощей несли на площадь десятки бутылок водки. Тут мы и вовсе успокоились. Уже думали об отчетах. Ночью со специального вертолета делали фотографии толпы, собравшейся на площади. После таких событий всегда возникает вопрос – сколько было участников? Правительственные источники утверждают – две тысячи человек, а оппозиция говорит о двадцати. Установить точно очень трудно. Но возможно. Для этого в спецпропаганде есть простой и весьма эффективный метод. Ночью над площадью зависает вертолет. Толпа сначала крутит головами, смотрит вверх, желая установить источник шума. Но так как вертолет висит на месте с надлежащими бортовыми огнями, то любопытство толпы скоро истощается. Висит, ну и пусть себе висит. Это вертолет спецпропаганды, он оборудован мощными громкоговорителями и стационарной фотокамерой. Через две минуты висения техник щелкает по включенному микрофону ногтем. Звук – как от выстрела. Толпа непроизвольно задирает головы наверх, и в этот момент срабатывает мощная лампа-вспышка. На фото – черное поле площади и тысячи отчетливо видимых белых точек – это повернутые к небу лица, подсвеченные вспышкой. Расчертить фото на квадраты и пересчитать точки в каждом – дело несложное.

В эту ночь на площади было двенадцать тысяч триста человек. А в начале митинга – двадцать одна. Как говорят врачи, положительная динамика. Митинг имеет свои законы. В первую ночь – много участников. Во вторую и третью – еще больше (узнали новости, любопытно, что происходит). В четвертую – столько же, как и во вторую (любопытные ушли, но пришли другие – активисты из сел, городские бомжи и другие бродяги, привлеченные кострами, налаживающимся лагерным бытом, дармовой едой). В пятую и далее – вдвое меньше – новизна утрачена, хочется выспаться на мягкой постели. На площади скапливается много мусора. Пусть из двадцати тысяч митингующих только десять тысяч едящих и курящих – за четыре дня это сорок тысяч пустых бутылок от минералки и пива, сорок тысяч оберток от печенья и пирожков, сорок тысяч пустых пачек от папирос или сигарет, спичечные коробки, очистки от зелени, огурцов, помидоров, сыра, зола от костров, на которых постоянно варят чай – азербайджанец может не есть, но без чая он обойтись не может! Скапливаются десятки тонн мусора на площади двести на двести метров! Человек за сутки производит минимум около 1 килограмма мусора, а уборочные машины на площадь не пропускает кольцо милиции. Даже «Скорая помощь» останавливается на самом ее краю… Туалетов, естественно, тут никто не строил – чахлый сквер получил удобрений на пять лет вперед. Да еще сотни бомжей, от которых можно набраться вшей. Экстремальный спорт! На площади остались наиболее упорные и убежденные, «стойкие искровцы». Им стыдно друг перед другом, и они пока держатся. Поэтому при малейшем ослаблении напряжения или первых уступках правительства половина «искровцев» расходится по домам с приятным чувством выполненного национального и патриотического долга. А дальше распад становится лавинообразным. И площадь пустеет. На трибуне надрываются ораторы, на площадь привозят запоздалые листовки, из родного села претендента на власть (он знает, как решить все проблемы, да-а?) подвезли сыр и лепешки, но есть их будут только несколько активистов и бродяги. Ни читать, ни слушать уже некому – митинг выдохся. Если хочешь результата – подготовься и запускай машину так, чтобы довести толпу до кипения на третью ночь. Максимум на четвертую – остальное обречено на провал. Так нас учили. Mob behavior. Поведение толпы.

Мы уже вздохнули с облегчением. Не будет погромов. Войска останутся в казармах. Танки не выйдут на улицу. Один из них, разворачиваясь на узкой улочке в Старом городе, не раздавит женщину с ребенком. Армия и народ не станут заклятыми врагами. И в Армении, и в Азербайджане к советским офицерам будут по‑прежнему уважительно обращаться: «командир». И, увидев на тебе погоны старшего офицера и университетский значок, азербайджанцы, охочие до политических споров, будут по‑дружески брать тебя за среднюю пуговицу на мундире и говорить: «Послушай, командир, вот я тебе сичас что скажу… Я же вижу, ты образованный человек, ты меня поймешь, да-а?»