Андрей Константинов - Сочинитель

— О, Господи, — сказал Андрей и осторожно забрал у нее оружие. Катя не сопротивлялась. Серегин поставил пистолет на предохранитель и, не глядя, тихонько положил его на пол… Потом он обнял Катерину и прижался к ней всем телом…

Они отдавались друг другу молча, без слов — да и что они могли бы высказать словами? Любые фразы, наверное, прозвучали бы фальшиво. Они очень мало знали друг друга, но интуитивно чувствовали, что один другому не враг… Оба пережили очень тяжелый день, во время которого каждый не раз почти доходил до нервного срыва. Конечно, между ними не возникло никакой любви с первого взгляда — да о какой любви в таких раскладах, вообще, могла идти речь? Просто оба очень устали от взаимного недоверия, а, как известно, физическая интимная близость как раз очень способствует возникновению и укреплению доверия… Они ласкали друг друга словно звери, закреплявшие таким образом договор о союзе и ненападении. А еще — оба инстинктивно почувствовали, как измотаны одиночеством, измотаны до такой степени, что терпеть его дольше уже не было сил…

Когда все кончилось — они долго лежали неподвижно в какой-то прострации, боясь пошевелиться… Наконец, Андрей осторожно перевернулся на левый бок и начал ощупью нашаривать на полу рубашку, чтобы достать из нее сигареты.

— Закури и для меня, — тихонько попросила Катя.

Обнорский молча кивнул и зажал губами сразу две сигареты, поднеся к ним огонь зажигалки…

Спалив свою сигарету до середины (пепел они стряхивали прямо в пачку, сигареты оказались последними) — Андрей вдруг спросил:

— Слушай, Катя… Я одного понять не могу. Зачем ты в «Европе» остановилась? Ты что, не знала, что там Палыч часто бывает?

— Знала, — прошелестел ответ. — Знала, конечно… Поэтому и остановилась… Я думала, что если у старика сорвется — тогда я сама…

— Понятно, — кивнул Обнорский. — Что-то в этом роде я и предполагал.

Он загасил окурок в пачке, вздохнул и спросил:

— Надеюсь, ты эти глупости уже из головы выкинула?

Катерина ничего не ответила, Серегин подождал немного, а потом сказал твердо:

— Пойми ты — так его не взять… Тебе охрана даже подойти не позволит, пропадешь ни за что…

Катя сверкнула в темноте белками глаз:

— Пойми и ты — я, пока с ним не рассчитаюсь, жить не смогу… Так что… Другого-то выхода нет…

— Другой выход всегда есть, — возразил ей Андрей. — Всегда… Просто иногда его увидеть очень сложно… Но сложно — это не невозможно… Я тоже хочу с Палычем поквитаться… И при этом я не уверен, что смерть для него — адекватное воздаяние. Нет, с ним надо как-то по-другому… Твоя ошибка в чем была — ты по стандарту пошла, попыталась ударить туда, где он ждал удара… Он же все время о покушениях на свою жизнь беспокоится, он готов к этому. Нет… Его надо как-то нестандартно ковырнуть, что-то необычное надо выдумать, что-то неожиданное сочинить…

— А что тут сочинишь? — вдохнула горько Катерина. — Ты думаешь, я не пыталась?

— Пыталась, конечно, — согласился с ней Серегин. — Но на горячую голову, на нервном напряге… А, знаешь, как итальянцы говорят? Месть — это такое блюдо, которое подают холодным… Только когда голова спокойная и ясная, она может что-нибудь этакое сочинить. Понимаешь?

— Понимаю, — она снова то ли вздохнула, то ли всхлипнула. — Но я больше не могу, у меня уже сил нет.

— Это ничего, — приобнял ее Андрей. — Я с тобой своими поделюсь… Вместе — обязательно что-нибудь родим.

— Что?

— Не знаю пока… У меня маловато информации, но я чувствую — все получится… Только нам с тобой очень о многом поговорить придется… Чем больше я буду знать — тем больше шансов на успех… Мне нужен максимум информации о Палыче, о его делах, о тебе. Тогда я смогу правильно прикинуть расчет сил и средств, тогда мы обязательно что-нибудь сочиним… Веришь?

— Верю? — переспросила Катя и после недолгой паузы ответила: — Может быть… По крайней мере я хочу в это верить.

— Ну, и замечательно, — Обнорский снова потянулся было к ней, но Катерина остановила его движением руки:

— Подожди… Подожди, Андрей… Я хочу, чтобы ты еще раз подумал — тебе-то зачем лезть во все эти дела?…

— Я уже тебе объяснял…

— Да… Но… Я боюсь за тебя. Ты хороший парень… А я… У меня три мужика было — за всю жизнь… И все трое — погибли, их убили… Я боюсь, что на мне какой-то рок.

Она говорила абсолютно серьезно, и на Обнорского вдруг повеяло жутью, ворохнулось в груди недоброе предчувствие — вспомнился вдобавок странный сон, привидевшийся ему, когда он задремал в машине у «Гранд-отеля»… В том сне его погибшие друзья не хотели пускать Андрея к Рахиль Даллет… Серегин почувствовал внезапный безотчетный страх, но, мгновение спустя, он тряхнул волосами и улыбнулся, по-волчьи оскалив зубы:

— Ерунда это все… Горя бояться — счастья не видать, а от судьбы все равно никуда не уйдешь, роковая ты наша. Нужно просто научиться прошлые ошибки учитывать — и свои, и чужие… И боятся ничего не надо — и никого… Боятся только одного можно и нужно — чтобы самому в скотину не превратиться. Не переживай, Катя, справимся мы со всем. По одиночке не смогли — значит вместе сможем! Знаешь, как говорят — ум хорошо, а… полтора лучше…

Она сердито фыркнула, но Андрей тут же успокаивающе погладил ее по спине:

— Тихо, тихо… это я свой ум за половинку посчитал, а ты что подумала?

От него веяло спокойной и решительной силой, и Катя устало положила голову ему на грудь:

— Так что ты предлагаешь? Что ты собираешься делать?

— Что делать? Сейчас нам надо просто отдохнуть, выспаться как следует, а то уже мозги закипают… Потом встанем, поедим — еще поспим… Потом начнем разговаривать… Я буду спрашивать, ты — отвечать… Потом — наоборот… Главное сейчас не торопиться, чтобы глупостей не наделать. Думать будем — и обязательно что-нибудь придумаем. У меня, вообще-то, башка хорошо работает, даром что по ней били много… Спи и ничего не бойся… Я шкурой чувствую — все нормально будет, что-нибудь да сочинится…

Андрей говорил все глуше и глуше — чудовищная, неимоверная усталость брала свое, и он даже сам не заметил, как уснул, пробормотав напоследок что-то совсем непонятное:

— Ман джадда — ваджада… [32]

Катерина еще долго смотрела на него с очень странным выражением на лице… Она смотрела на спящего Обнорского, и в ее глазах боль сплеталась с благодарностью… Она еще не поверила ему до конца, но Андрей дал ей самое главное — надежду… Кто знает, может быть, этот странный журналист действительно сможет что-нибудь, как он выражается — сочинить?… Катя легким прикосновением убрала со лба Серегина спутавшуюся прядь черных волос и тихо шепнула:

— Спи… Сочинитель…