Максим Шахов - Гвардия президента

Специалисты-психологи в таких случаях констатируют, что внутренний климат в этом небольшом коллективе приближается к идеальному. А подключение к группе Галины Алексеевой – Гюльчатай хотя и было поначалу встречено в штыки самим Талеевым, оказалось очень удачной находкой. Девушка сразу оказалась своей и для взрывного импульсивного Вадима, и для немногословного, рассудительного и хладнокровного Анатолия. А уж чувства, которые она испытывала к Герману Талееву, не были секретом ни для кого в Команде. Хотя на эту тему было негласно наложено табу и она никем никогда не обсуждалась.

Журналист по природе своей был лидером, вожаком – и одновременно очень либеральным командиром. Он долго противился, чтобы к нему обращались «командир», «шеф, «патрон, «босс», но потом махнул на это рукой: ну что поделаешь, если его товарищам так нравится! Однако работа научила его по необходимости быть жестким и даже жестоким. Тогда он не терпел ни малейших возражений, его короткий приказ становился неукоснительно выполняемым законом, и желающих опровергнуть это утверждение на практике не находилось.

Сами же Вадим и Толя, работающие в Команде с момента ее создания, были просто неразлейвода. Многие принимали их за родных братьев, хотя, пожалуй, единственное, чем они походили друг на друга внешне, был темный цвет волос. Вадим – балагур, весельчак, язва – был пониже ростом и не так массивен. Решения принимал молниеносно, часто интуитивно, импульсивно. Отличался фантастической меткостью в метании ножей, а также, по его собственному гордому признанию, еще и топоров, бумерангов и мясорубок. Ходили слухи, что он долго выступал в цирке как метатель кинжалов. Но говорить о прошлой жизни в Команде было не принято, здесь все были теми, какие они есть в данный момент. Неунывающему Вадиму даже печальные события своей теперешней нескучной жизни удавалось оборачивать себе во благо. В одной из схваток с бандитами была серьезно повреждена кисть его левой руки. Пуля вспорола плоть, разорвав мышцы и сухожилия, повредив кости. Всерьез заговорили об ампутации. Но Вадик согласился на, казалось, совершенно авантюрную серию болезненных экспериментальных операций, и рука зажила новой жизнью. В ней появились микропротезы мельчайших косточек запястья, прижились новые сухожилия и даже мышцы, позаимствованные то ли у обезьяны, то ли у свиньи. Через полгода утомительных процедур рука не только восстановила все свои первоначальные функции, но и стала обладать силой, значительно превосходящей человеческую. Даже операционные шрамы не выглядели слишком жутко. Но Вадим теперь никогда не снимал черной лайковой перчатки. «Моя фишка!»

А вот о давних спортивных успехах Анатолия знали все. Он был серебряным призером Олимпийских игр по стрельбе из пистолета. Это научило его сохранять железное спокойствие и невообразимое хладнокровие в самых экстремальных ситуациях. Но несколько случаев показали и другого Анатолия: разъяренного, необузданного, неуправляемого. Вот только единственными живыми свидетелями были те же Вадим да Талеев, которые непоколебимо молчали, а объекты Толиного гнева все оказались, увы, мертвы. Разве живут даже плохие люди с пулевым отверстием во лбу, точно между глаз?

Сейчас, когда до посадки в аэропорту Мурманска оставались считаные минуты, друзья после полуторачасовых ожесточенных споров на протяжении всего полета наконец выработали общий план действий и распределили обязанности. Решено было работать по двум основным направлениям. Первое, которое особенно горячо отстаивал Вадик, можно было назвать «шерше ля фам».

– По-твоему, что, французы такие тупые, да? Это ведь они сказали, а не я. Везде – «ля фам»! Вся мировая история это подтверждает: у Цезаря все из-за Клеопатры, у Наполеона – из-за Жозефины…

– А с греками как быть?

– С какими еще греками?

– С древними. Там вроде одни мужики. А девочек вообще – в пропасть!

На секунду Вадим нахмурился, но тут же его лицо озарилось широкой улыбкой победителя:

– Ни фига! В пропасть – это Спарта. А у них одна Елена Прекрасная чего только понаделала. И Сократ не стал бы философом, если бы не женился на сварливой Ксантиппе. Знаешь, Толя, я даже подумываю, что не от хорошей семейной жизни Диоген в бочку залез, а Архимед в математику подался!

– Логично. Так я и не спорю. Только, спускаясь с Олимпа к нашим баранам, предлагаю не зацикливаться на одной линии, пусть даже такой прекрасной и соблазнительной. Тем более что пока для ее разработки нет ни единого намека.

– А-а-а! Сам видел еще в Москве по материалам, как тут дознание и расследование проводили. Что милиция, что ФСБ…

– Так они же все, по сути, государственные чиновники. Чтобы дело слепить и через суд протолкнуть нужны вещественные доказательства. Причем неопровержимые.

– Вот-вот, – Анатолий разгорячился, как будто затронули его больное место, – неважен общий смысл преступления; давай объект – навешаем неопровержимых улик, и готова галочка в отчете! А если объект мертв, тут же записывают в «глухари» и – в архив.

– Ну, ты прав лишь отчасти. Давай не будем спорить. Мы не чиновники, у нас абсолютно другие задачи. Что не подойдет для суда, нам вполне сгодится.

Вадим согласно кивнул, а Толя продолжил:

– Значит, и нам – в архив. Милиция с радостью поможет: ведь не им в дерьме ковыряться.

– Вот ты к ним и двигай, дипломат ты наш. И с ФСБ поконтактируй. А я уж как-нибудь по малоизученной линии «ля фамов». Кстати, чуть не забыл: что это в Москве тебя так заинтересовало в посмертных фотографиях Симакова? Обещал поделиться.

– Да нечем пока, Вадик. Только будет у меня тебе одно попутное задание, когда ты в гарнизоне подводников, где служил Симаков, станешь местный женский бомонд теребить. Попытайся выяснить, не было ли у нашего Валентина каких-нибудь хронических или наследственных заболеваний.

– Погоди-погоди. Как я понимаю, чтобы служить в Военно-морском флоте, а потом еще устроиться на угледобычу на Шпицберген, надо иметь отличное здоровье.

– Ну, кое-какие отклонения по соответствующим медицинским статьям допускаются, но в идеале ты прав. И как раз это меня настораживает. Хочу проверить одну теорию. Так что попробуй взглянуть на его медицинские карты, книжки и просто в записи местных врачей. Не будет ли каких разночтений, любых нестыковочек.

– Слушаюсь, гражданин начальник! Будут тебе болезни, будут «ля фамы». Подымайся, прилетели!

Начать Анатолий решил с визита в Областное управление ФСБ.

Путешествие по его кабинетам оставило в душе двойственное чувство. С одной стороны – предельная корректность и вежливость, с другой – явное нежелание делиться любыми профессиональными секретами, настороженность, даже подозрительность. Постоянные звонки по телефону, уточнение его полномочий, согласование с начальством любых бесед с ним. А если бы не было «красного кода»?