Альберт Байкалов - Стреляю на счет три

Герман пришел на следующий день. Без звонка, внезапно и не один. С ним заявилась пожилая женщина, которую он представил Ириной Георгиевной. Лена растерялась, когда он сказал, что это его мама.

– Вот, решил загладить вину. – Герман поднял на уровень лица торт. – И маме заодно показать квартиру. Она учительница. Никогда таких хором не видела. Да, мама?

Круглолицая, с большими серыми глазами женщина застенчиво улыбнулась, тронула рукой висевшую на плечах косынку и кивнула.

– У нас панельная пятиэтажка. Их сейчас молодежь хрущобами называет.

Лена оттаяла. Ей вдруг стало стыдно за то, как она вела себя накануне.

– Проходите. – Она посторонилась. – Почему не позвонили? Я бы приготовилась.

– Ага, – хохотнул Герман, но тут же осекся. – Скажете тоже. – Он стянул туфли. – Вы бы мне отказали.

Он был прав, и Лене ничего не оставалось, как просто улыбнуться.

Они прошли на кухню. Лена поставила чайник. На столе было пусто. Кроме кофе, она ничего не готовила, даже не включала холодильник.

– Мы, если позволите, посмотрим? – робко спросила Ирина Георгиевна.

– Да, конечно. – Лена затянула потуже поясок на халатике, поймав себя на мысли, что неплохо было бы переодеться, но тут же передумала и села.

За окном чирикали в ветвях тополей воробьи, вдалеке гремел трамвай, пахло осенью. Она неожиданно для себя, впервые за все эти дни, захотела есть. Засвистел чайник. Лена встала и отключила газ. В сопровождении матери вошел Герман.

– Вы извините за беспорядок. – Лена выставила на стол чашки.

– Ну что вы, мы же понимаем, – отмахнулась женщина. – Вам нужно все запаковать.

– К тому же такое горе, – неожиданно встрял Герман.

– Вещей немного. – Пропустив его слова мимо ушей, Лена стала разливать чай. Больше всего она боялась, что ее сейчас начнут расспрашивать о причинах гибели мужа или жалеть.

– Если не секрет, куда переезжаете? – распаковывая торт, спросил Герман.

– К знакомой, – уклончиво ответила Лена и снова села.

– У вас, насколько мне известно, здесь родственники? – странным, тихим голосом, словно испытывая неловкость, спросил Герман.

– Мы не поддерживаем отношений. – Она рассеянно покачала головой.

– Бывает. – Он сокрушенно вздохнул и опустился на стул.

Завязался непринужденный разговор. Ирина Георгиевна оказалась приятной собеседницей. Она странным образом сумела расположить Лену к себе. Рассказывая про кота, который поселился на даче, даже рассмешила. Лене вдруг стало впервые уютно на этой кухне. Ирина Георгиевна принесла в дом то, чего ей все это время не хватало – обыкновенное человеческое тепло. Было приятно, что эти комнаты с видом на старый город, где прошли ее лучшие годы, займет неплохой человек. Вскоре Лену как прорвало. Уминая торт, она вдруг стала рассказывать историю своих злоключений. Начала издалека, поскольку неожиданно увидела их причину в юношеском возрасте. Родителей она потеряла рано и замуж выскочила скорее оттого, что ей в ту пору очень был нужен рядом человек, к которому можно было прислониться. Гости слушали и пили чай, не притронувшись к торту. Она этого не заметила. Слезы душили, когда дошла до злосчастного дежурства. Герман притих. Он не мигая, даже с восхищением смотрел на Лену, которая вдруг решила выговориться. Ирина Георгиевна цокала языком да качала головой.

Неожиданно Лена почувствовала прилив жара и замолчала. Ей стало плохо. Сразу во всем теле появилась странная слабость. Не было сил даже встать. Ноги стали словно чужими. Голова закружилась. К горлу подступила тошнота. Лена подняла на Германа взгляд. Он сидел и по-прежнему глядел ей в лицо, но уже не так, когда она рассказывала о своем горе. Иначе. Так дети наблюдают за стрекозой, которой оторвали крылья, или жуком, которого оставили без лап.

– Что со мной? – одними губами выдавила она из себя и встала.

Пол качнулся. Лена схватилась за край стола.

«Неужели отравили? Нет, как можно так думать об этих людях? – удивилась она своим мыслям. – Все просто, я же не ела столько дней, и сразу торт! Все правильно».

– Что сидишь? – набросилась на Германа мать. – Не видишь, ей плохо!

Он поднялся, подхватил Лену и увлек в комнату. Повиснув на руке Германа, она с трудом дошла до дивана. Мужчина уложил ее и бросился обратно на кухню.

– Алле, «Скорая»! – Вышла ему навстречу с мобильником в руках Ирина Георгиевна. – Девушке плохо. Адрес? Записывайте…

«Почему я такая недоверчивая? – Неожиданно Лене стало стыдно. – Как я могла плохо подумать об этих милых людях?»

Дальше все было словно в тумане. Появившийся врач с ходу задрал на локте рукав и сделал внутривенно укол. Он не стал мерить давление или слушать сердце. Даже ничего не спрашивал. Все это время позади него стояла Ирина Георгиевна. Лене стало легче.

– Воды дайте, – прошептала она, ощущая, как приятная легкость заполняет каждый уголок ее тела. – Что это за препарат?

Потолок стал удаляться и поплыл. На его фоне появились цветы. Даже нет. Это были плавающие над ней узоры, причудливо меняющие форму и цвет. Откуда-то из глубины сознания лилась музыка. Она уловила голоса. Это пели девушки. Только, как она ни старалась, не могла разобрать слов, но точно знала, что поют про любовь, которая обязательно придет. Лена ощутила легкое дуновение теплого ветерка.

– Лена! – позвал Вадим.

И вот она уже летит на голос невесомым облаком счастья, над красивой и доброй землей, оторвавшись от тяжелых воспоминаний. Вот и милый облик. Лена не различает черты лица Вадима, но чувствует его улыбку и протягивает руки. Он плывет ей навстречу. Неожиданно кто-то тянет ее обратно, в серый и безликий мир боли и уныния.

– Нет!

– Распишись, как ты это делаешь в банке, – скороговоркой шептал на ухо ласковый голос. – Будь умничкой и снова вернешься в рай!

Лена увидела перед собой лист бумаги. Чья-то рука лежала на запястье.

– Вы обманули меня? – Она расстроилась. – А с виду такие милые люди. Зачем? Если хотите, я так все отдам, только достаньте мне пистолет.

– Все будет, все будет, – шептали стены.

Она сосредоточилась. «Надо взять себя в руки. Иначе я снова всех обижу, и мне не дадут оружия. А надо лететь спасать Вадима».

Лена с трудом разглядела место напротив своей фамилии и расписалась. Но ее витиеватая закорючка вдруг пропала.

– Еще, еще…

Она ставила подписи одну за другой, медленно погружаясь в теплое море блаженства и спокойствия.

Потом стало холодно. Она почувствовала боль в руке и поняла, что прижала ее своим телом. С трудом перевернулась на спину.

– Вадим!

– Слушай, когда она издохнет? – раздался скрипучий, отвратительный голос.

– Молчи, Цапа, – ответил другой. – Далась она тебе.