Борис Цеханович - Хлеб с порохом

Я сходил в штаб и доложил начальнику артиллерии о том, что развернулся в указанном районе и выкопал позиции. Честно говоря, оборудованием позиций взводов я был недоволен, считая, что укрытия для машин вырыты мелковато и окопы для стрельбы из стрелкового оружия тоже мелкие. Но я считал, что в процессе оборудования позиции мы этот недостаток устраним.

В течение нескольких дней полк перетянул все подразделения, которые оставались около станции Примыкание, в свой район. Сзади нас на поле встали два дивизиона: дивизион Чистякова, который был нам придан, и наш дивизион – Князева. Слева от позиций второго взвода и дальше встала восьмая рота Толика Соболева. Остальные подразделения третьего батальона пододвинулись к Чечен-Аулу еще на четыреста метров и уплотнили свои боевые порядки. Прибыл и мой третий взвод. Начали подходить и другие части. С развернутым флагом мимо нас с помпой проехал «разбитый» 245-й полк и ушел на Урус-Мартан. Зашел еще один мотострелковый полк и встал за нами фронтом на Новые Промыслы. Я как раз оказался на стыке полков. Правда, туда потом поставили один взвод восьмой роты, и теперь стало поспокойнее за свой тыл.

Так как вдоль моего расположения по асфальту проносились на большой скорости машины, я решил снизить их скорость, а то не дай бог собьют кого-нибудь из моих солдат. Вокруг перекрестка было много брошенных легковых автомобилей, причем большинство из них были иномарки. Зацепив их за «Урал», я стащил машины на дорогу и выстроил из них примитивный лабиринт. Теперь машины, подъезжая к моему расположению, снижали скорость и медленно проезжали вдоль моего командного пункта. А я хвастался и гордился, показывая своим гостям коллекцию иномарок. Но продолжалось это всего три дня. В одну из ночей по всей моей коллекции проехали напрямую три танка и расплющили автомобили. Теперь на дороге громоздилась куча автомобильного хлама и хвастаться было нечем.

Жизнь в полку тоже постепенно налаживалась и как-то успокаивалась, что здорово расслабляло. Чеченцы прекратили активные боевые действия на нашем участке и действовали больше исподтишка. В основном работали снайперы, и каждый день наши потери составляли один-два человека убитыми и человек пять ранеными. Я первые несколько дней очень возмущался тем, что как только выйду на насыпь у арыка, так сразу же начинают посвистывать вокруг меня пули. Пехота от безделья на переднем крае изгалялась. Выставляли банки, бутылки и целыми днями стреляли, и я считал, что это пехота начинает стрелять к нам в тыл. Но оказывается, это были чеченские снайперы. Я зашел как-то в девятую роту, когда они перемещались на триста метров вперед. БМП зацепила вагончик, в котором проживали офицеры роты, и потащила его на новое место. На крыше вагончика в это время молодцевато стоял под солнцем полуголый солдат, уткнув руки в пояс. Внезапно он резко согнулся, схватился руками за живот и, как в замедленной съемке, упал на землю. Когда мы подбежали к нему, то оказалось, что ему в живот попала пуля.

Из-за безделья и в поисках новых острых впечатлений солдаты стали разбредаться по округе, шариться по деревням, и у нас появились первые без вести пропавшие. Как правило, их вылавливали оставшиеся местные жители в деревнях при мародерстве и зверски казнили тут же на месте. Потом изуродованные трупы мародеров мы часто находили в зеленках.

После завтрака, оставив за себя Кирьянова, я двинул в сторону штаба. Через пять минут свернул у «Быка с Бараном» к зданию, где размещался штаб. Как обычно, в глаза бросилась большая дыра в стене здания на месте бывшего кабинета директора племенной станции. Когда с ходу, после короткого боя, заняли племенную станцию, то командир с штабниками пошел выбирать место для штаба. На первом этаже было много обширных помещений: актовый зал, столовая с буфетом, огромная бухгалтерия. На втором и третьем этажах располагались небольшие помещения специалистов и руководства. Зашли в один из кабинетов с небольшой приемной на втором этаже.

– Товарищ полковник, как раз для вас кабинет, – наперебой заговорили сопровождающие.

Действительно, это был типичный кабинет руководителя. Сейфы, столы, стулья, телефоны и другие недешевые атрибуты. Окна выходили на Чечен-Аул и открывали взгляду красивую панораму окрестностей. Дверь справа вела в большую комнату отдыха, которая была тоже нехило укомплектована. Небольшая, уютная приемная. Но Петров походил, похмыкал, разглядывая помещения, и отказался. Приказал поставить свой кунг сзади здания и решил: «Буду здесь жить. Не лежит у меня сердце к этому кабинету».

И правильно сердце командиру подсказало: на следующий день духи первым же снарядом из танка попали в кабинет директора и все там разворотили. И теперь каждый день обстреливали из орудий расположение командного пункта полка и позиции артиллерии. Правда, били не прицельно, а по площадям. Но все равно эти обстрелы доставляли достаточно хлопот. Каким-то образом они вычислили, что совещания у нас проходят в девять часов и в семнадцать, и в это время снарядов падало гораздо больше.

На совещании командир полка довел до присутствующих происшедшие последние случаи и потребовал от командиров ужесточения воинской дисциплины. Когда разнос был закончен, командир уже в более спокойном тоне стал ставить задачи. Оказывается, завтра на место первого батальона будет становиться морская пехота, а первый батальон займет позиции правее третьего батальона и будет продвигаться в сторону Старых Атагов.

– Ну, а напоследок самое плохое. С завтрашнего дня и до 21 февраля в силу вступает перемирие между федеральными войсками и боевиками. Перемирие заключили Москва и Дудаев, и ничего здесь не поделаешь. Я всех призываю усилить бдительность и не расслабляться. Все вы, конечно, прекрасно понимаете, что боевики используют это время по максимуму для восстановления своих сил, укрепления позиций, восстановления связи и взаимодействия между собой. Я сомневаюсь, что они прекратят боевые действия, но на каждое открытие огня с нашей стороны будут реагировать как на грубое нарушение условий перемирия. Поэтому приказываю: огонь открывать только в случае явного нападения боевиков.

Совещание все покидали возмущенные тем, что наши демократы бездумно заключили перемирие, которое впоследствии будет оплачено кровью наших солдат и офицеров.

На вечернее полковое совещание я пошел пораньше и еще не успел подойти к зданию штаба, как духи начали вечерний обстрел командного пункта полка. Несколько снарядов упало в районе артиллерийских позиций и РМО. Один снаряд упал около бани саперной роты, а когда я уже был около кунга начальника артиллерии, меня обогнал совершенно голый человек, в котором я узнал начальника артиллерии группировки полковника Кальнева. Был он весь в грязи и возмущенно матерился. Забежал мимо растерявшегося часового в штаб и скрылся в комнате, где располагался его пункт управления огнем артиллерии. Несмотря на то что полковник Кальнев лишь неделю был с нашим полком, все его уважали и прислушивались к его советам. Когда-то он и Масхадов не только учились в одном артиллерийском училище, но и достаточно долго служили в одном полку и даже дружили семьями. И сейчас довольно часто, правда, только по делам, Кальнев выходил на частоту Масхадова и решал с ним текущие вопросы обмена пленными, убитыми. Зачастую и сам Масхадов выходил на его частоту, чтобы решить вопрос о двухчасовом перемирии, в ходе которого собрать с поля после боя убитых чеченцев. Вот и сейчас, когда я зашел в коридор штаба, из-за двери слышался возмущенный голос Кальнева: