Стивен Хантер - Мастер-снайпер

В этот вечер он пил шнапс с генералом.

— Мир узнает о вас, — провозгласил сентиментальный старик.

Доктор Геббельс уже стоял наготове, чтобы эта мечта стала явью.

— Господин оберштурмбанфюрер, — прошептал кто-то.

— Я их вижу, — ответил Репп.

Прицел включен. Экран осветился. Он увидел первого — дрожащее человекоподобное пятно света на фоне зеленой темноты. Затем, позади него, еще одного, а за ним третьего.

Микробы, подумал Репп. Это микробы, бациллы, болезнь. Это просто грязь.

Он передернул затвор и навел темное перекрестье «Вампира» на первую фигуру.

— Грязь, — повторил он. Он положил их.

— Думаю. «Вампир» показал себя очень хорошо, — заявил Репп. Он рассеянно перечислил причины своего удовлетворения аппаратом, загибая пальцы: — Никаких сбоев изображения, картинка очень четкая, вес не препятствие. Короче говоря, стрелять легко.

Фольмерхаузен пришел в изумление. Похвалы он никак не ожидал. Однако он знал, что стрельбы прошли хорошо, потому что слышал, как об этом возбужденно болтали двое солдат.

Но Репп еще не окончил.

— На самом деле, — подчеркнул он, — вы проделали необычайно хорошую работу, несмотря на большие трудности. Я хотел бы, чтобы вы получили какое-то официальное одобрение своей работы. Но по крайней мере, примите мои поздравления. — Он вертел в руках почерненный металлический кубик, который Фольмерхаузен видел и раньше, талисман или что-то в этом роде. — Великое чудо свершилось здесь.

Он улыбнулся.

— Я... считаю за честь, — заикаясь, ответил Ганс-жид. После очередного ужасного перелета они снова вернулись в пункт № 11, в научный центр, в безопасность Шварцвальда.

— Но ведь иногда самые важные задания — это те, о которых никто никогда и не узнает, да? — сказал Репп.

Фольмерхаузен подумал, что это довольно странное высказывание для такого известного человека, но просто кивнул в ответ, так как все еще находился под впечатлением внезапного взрыва энтузиазма со стороны Реппа. И неожиданно какая-то часть его, которая по-прежнему хранила жалость к себе, захотела, чтобы сейчас здесь был этот подонок Шеффер, чтобы он слышал, как сам der Meisterschutze, мастер-снайпер, расточает ему похвалы. Впрочем, он сознавал, что вполне заслужил их «Вампир» представлял собой изумительное устройство, изготовленное в такие короткие сроки, в такой сумасшедшей спешке. Однако даже сейчас трудно было поверить и получить настоящее удовольствие от того, что он сделал это!

Оставалось еще отработать некоторые детали и внести некоторые изменения, равно как и некоторые проверки и подстройки по результатам испытаний. Именно этот вопрос Фольмерхаузен и хотел сейчас поднять, прекрасно понимая, как деликатно это должно прозвучать.

— Могу ли я поинтересоваться, господин оберштурмбанфюрер, как скоро вы собираетесь проводить операцию и какая подготовительная работ а потребуется с моей стороны?

— Конечно, — тут же ответил Репп — Отдельные аспекты этого задания остаются проблематичными. Мне надо подождать данные разведки: подтверждение цели, стратегическое развитие событий, политические соображения. Что-либо определенное я смогу сказать через неделю. Возможно, даже и позже: очень деликатная работа. Многое зависит от факторов, на которые я не могу повлиять.

— Понятно, — ответил Фольмерхаузен.

— Более того, я скажу вам две вещи. Оружие и я поедем по отдельности. «Вампир» будет увезен отсюда другой командой. Они будут ответственны за доставку его в район цели. Меня заверили, что это надежные ребята.

— Хорошо, господин оберштурмбанфюрер.

— Так что вам надо будет подготовить снаряжение для перевозки. Ящик, коробку, не знаю. Все должно быть разложено и защищено от ударов. После того, что вы сделали, вряд ли это вас затруднит.

— Конечно, нет.

— И второе... Послушайте, расслабьтесь. Вы выглядите таким скованным.

Это было верно. Хотя Фольмерхаузен и сидел, он умудрялся сохранять позу прусского кадета.

— Я заметил, что в моем присутствии люди становятся нервными, — философски заметил Репп. — Интересно знать почему? Я не служу в тайной полиции. Я просто солдат.

Фольмерхаузен заставил себя немного расслабиться.

— Курите, если хотите.

— Я не курю.

— Ах да, верно. А я, пожалуй, закурю. — Он вытащил и закурил одну из русских папирос. Репп определенно в это утро был более живым, даже каким-то ярким в своем камуфляже. — Ну а теперь можно я буду с вами откровенным?

Он снова начал играть черным кубиком, который Фольмерхаузен заметил еще раньше.

— Германия проиграет эту войну. И очень скоро. Сейчас третья неделя апреля; к середине мая все наверняка закончится. Вы не относитесь к тем дуракам, которые считают, что победа еще возможна. Давайте, выскажите свое мнение.

И опять Репп поразил его. Фольмерхаузен сообразил, что его чувства отразились у него на лице, и поспешно закрыл рот.

— Да, я тоже так думаю. Полный провал. Мы все это знаем, — подтвердил он.

— Разумеется. Это вполне очевидно. В Берлине те, кто поумней, тоже знают. Но я говорю вам это по следующей причине: операция «Нибелунги» состоится. Независимо оттого, что произойдет в Берлине. Независимо от того, что английские диверсанты и американские танки окажутся здесь, за проволочным ограждением. И особенно в этом случае. Вы не были в России?

— Нет, я...

— Не играет роли. Именно там была настоящая война. Вся эта возня с американцами и англичанами — просто интермедия. А вот в России полегло четыре миллиона. Слишком огромная цифра, чтобы в нее поверить. Такой гигантской жертвы мир еще не видел. Именно поэтому операция должна осуществиться. Это все, что останется этому поколению. Не памятники, не монументы, не полные гордости главы в учебниках истории. Историю будут писать другие: мы в ней будем злодеями. Только подумайте об этом, Фольмерхаузен! Репп — злодей! Невероятно, не правда ли?

Он смотрел прямо на инженера.

— Невероятно, — согласился инженер. Фольмерхаузен понимал, что Репп вовсе не произносит речь. У него совсем не было ораторского таланта и очень мало ораторского запала; он говорил устало, лаконично, только факты, как и сам инженер, когда читал чертежи.

И еще одна мысль пришла в голову Фольмерхаузену: этот человек совершенно не в себе. Он сошел с ума. Все уже кончилось, а он все еще говорит о монументах, о посвящении. Для него не стоит вопрос о выживании, как он стоит для него, Фольмерхаузена. Для Реппа не будет времени «после войны», для Реппа всегда будет война. Если не в воронке или на линии фронта, то где-нибудь в парке, на красивом перекрестке, в сарае или в конторском здании.

— Д-да, невероятно, — нервно повторил Фольмерхаузен, так как только сейчас начал понимать, насколько опасен Репп.