Андрей Поповский - Каратила – третий раунд

– Ну здравствуй, здравствуй, коли не шутишь, – к Егору расхлябанной вихляющей походкой направился худой долговязый тип лет двадцати пяти в дорогом фирменном спортивном костюме с надписью «Puma». У подошедшего парня было очень бледное и неприятное лицо, на котором в ехидной и гаденькой ухмылке змеились тонкие губы.

Немного позади этого типа, к которому Егор сразу почувствовал какую-то подсознательную неприязнь, угрюмыми тенями маячили два высоких парня. Оба они были одеты в весьма практичную для тюрьмы одежду – спортивные штаны и майки-безрукавки, из-под которых бугрились мышцами крепкие накачанные руки.

– Проходи, мил человек, пообщаемся, кто ты, что и откуда, – тонкогубый кивком головы указал Егору на свободное место на нарах.

Егор подошел к нарам, сел на них и, поставив сумку с вещами себе под ноги, спокойно посмотрел на обступивших его людей.

– А что тут особенно рассказывать? Звать меня Егором, задержали меня недели две назад в аэропорту, вот с тех пор нахожусь здесь в изоляторе. До этого я находился в двухместной и четырехместной хатах. Сегодня нашу хату раскидали, пацанов отправили на этап в Серпухов, а меня вот пока к вам определили. Да, кстати, не побрезгуйте, примите на общее благо.

Егор, как и учили, выложил часть своего богатства: пачку гранулированного чая, немного сахара и пачку сигарет «Прима». Он никогда не курил, но у него на всякий случай с собой был запас сигарет. Все это осталось еще от Гены и от ушедших на этап сокамерников.

– Я смотрю, ты пацан с понятиями, – важно кивнул головой тонкогубый, собрав выложенные продукты.

– В дом впервые зарулил?

– Да.

– А по какому делу?

– По сто шестьдесят третьей, – не стал вдаваться в подробности Егор.

– Меня прямо с самолета сняли, потому что я был в федеральном розыске.

– Да ты, оказывается, у нас важная птица. Сто шестьдесят третья, это что, мошенничество значит? – блеснул специфичными познаниями тонкогубый.

– Ну да, что-то вроде того, – кивнул в ответ Егор.

– А так по жизни ты кем был?

– В смысле? – не понял Егор

– Ну типа блатной, бандит, спортсмен, или так – дуриком сюда залетел?

– Ну, если в этом смысле – то, наверное, спортсмен, хотя сюда залетел действительно дуриком.

Тонкогубый благосклонно кивнул Егору.

– Ладно, понятно. Я Кизюм, смотрящий по этой хате, рядом со мной Грек и Толян. Спать будешь здесь, – Кизюм указал Егору на свободное место у стены.

– Если возникнут вопросы, обращайся.

– Хорошо, – Егор кивнул в ответ.

Весь этот день, до самого вечера, Егор осторожно приглядывался к своим соседям по хате. По тихим разговорам, ведущимся между несколькими группами сидельцев, он понял, что в основном здесь находились люди, задержанные за мелкие кражи. Пару человек попались на угонах автотранспорта, пожилой мужик с тупым лошадиным лицом был задержан за жестокое убийство собутыльника на своей собственной квартире, молодой пацан лет шестнадцати – подсел за грабеж в парке. Бесхитростные рассказы о том, кто на чем подзалетел, кого и где взяли, били на допросах или не били, помогали арестантам коротать медленно тянущееся время. Обстановка в хате была достаточно нервозной, остальные заключенные явно побаивались невзрачного с виду смотрящего и двух его «торпед», ходивших за ним словно тени.

Смотрящий этой хаты Кизюм подсел за уличный гоп-стоп. Причем, для него это была уже третья ходка, поэтому он считал себя опытным сидельцем и самостоятельно, без чьей-то санкции, взял на себя роль смотрящего по хате. Он по-хозяйски отгородил себе ширмой дальний от отхожего места угол нар, застелив его одеялами, и с момента прихода Егора в камеру почти все время сидел там, тихонько переговариваясь с двумя своими корешами. Оба качка,и Толян и Грек, на воле были рядовыми бойцами из второстепенных бандитских бригад.

Толян попал под раздачу случайно. С неделю назад, после ограбления со стрельбой обменного пункта в столице, по Москве и области был объявлен план «Перехват». В это время Толян на своей тонированной девятке цвета «мокрый асфальт» возвращался в Москву из Апрелевки, где у него жила давняя зазноба. По дурости у него при себе был пистолет Макарова, с которым его благополучно приняли на посту ДПС, усиленном, в связи с дерзким ограблением, бойцами ОМОНа. Толян было попытался качать права, но угрюмые и неразговорчивые омоновцы быстро восстановили статус-кво, от души отпинав его подкованными ботинками сорок четвертого размера.

Грека взяли за вымогательство. Бригада Зеленого, в которой он состоял, контролировала солидный кусок Внукова, обложив местных коммерсантов непомерной данью. Запуганные владельцы ларьков, магазинов и парикмахерских кряхтели, но платили, а куда им было деться – жить-то хочется. В общем, бригада Зеленого жила, не тужила. Случались, конечно, и проблемы, когда некоторые коммерсанты начинали спорить по поводу размеров дани, но бандиты решали такие вопросы быстро и показательно жестко – так, чтобы другим было неповадно. Вот и на этот раз, когда возникла непонятка с хозяином одного магазина, который отказался платить по новому тарифу его начали жестко прессовать. Всего то и дел – сначала молодчики с битами в руках разгромили торговый зал, потом избили самого коммерсанта, и наконец пригрозили вывезти того в ближайший лес с билетом в один конец…

Вконец затурканный бандюками коммерс, по совету коллеги по несчастью, решил встать под ментовскую крышу и отнес заяву в областной РУБОП. Менты оказались людьми конкретными: выяснив детали наезда, они снабдили коммерсанта звукозаписывающей аппаратурой. Записав угрозы хозяину магазинчика со стороны бандитов, они дождались, когда тот передаст им меченные деньги и провели быстрое и эффективное задержание, хорошенько попинав и закрыв Грека и еще пару быков, приехавших вместе с ним продолжить воспитание строптивого комерса.

И Грек и Толян у себя в бригадах на первых ролях никогда в жизни не ходили, и поэтому рассчитывать на то, что их быстро отмажут, им не приходилось. Учитывая это, им нужно было как-то устраиваться в новом для себя мире. В ИВС они оба заехали недавно и в тюремных реалиях секли очень слабо, свято веря, что физическая сила и наглость откроют им путь к почету и уважению. Очутившись в одной хате с Кизюмом, они сразу же попали под его влияние, так как тот, по их мнению, был человеком весьма опытным и авторитетным. Вскоре вся эта «святая» троица, жестко подавив в зародыше слабые ростки недовольства, смогла навязать смирным в общей массе обитателям камеры свою волю. Особого беспредела они, конечно, не допускали, ограничившись «добровольной» экспроприацией в общак существенной части передач с воли. Коме того, неплохо катавший в карты Кизюм обыграл в чистую и поставил в обязаловку большую часть сидельцев.