Илья Деревянко - Пропуск в ад

— Альбертыч пить завязывает. Слава Богу! — перекрестился я. — А то последнее время на него смотреть страшно было!

— А подождать до его приезда никак нельзя? — Костя с тоской взглянул на кипу.

— Нет! — отрезал Владимир Анатольевич и, смягчив тон, добавил: — Вам, ребята, необязательно изучать ВСЕ. Начните со «свежака», с убийства майора Малышева. Ознакомьтесь с последним делом, которое он вел. Просмотрите записную книжку покойного, пообщайтесь с супругой. (Ее вчера выписали из больницы.) Незадолго до смерти Малышев говорил сослуживцам, что нащупал некую «ниточку», ведущую к таинственным убийцам. Быть может, и вам удастся ее зацепить?! Тогда не потребуется напрягать Альбертыча! Пускай старик отдохнет после лечения.

— Правильно, — поддакнул я и мысленно представил Ильина: изможденного строгим постом, суровым монастырским уставом, почти круглосуточной молитвой и едва держащегося на ногах от усталости.

— Вот, возьмите. — Рябов протянул нам средних размеров папку и небольшую книжицу в кожаном переплете. — А мне, — он бросил взгляд на часы, — пора на встречу с руководством…

Последним делом, над которым работал Малышев, было убийство крупного предпринимателя Андрея Луцкого, в 90-х годах больше известного, как главарь П-ской преступной группировки по прозвищу «Окунь». В 2000 году Луцкий отошел от откровенного криминала, заделался «хозяйствующим субъектом», а боевиков частично распустил, частично зачислил в свою службу безопасности. Легальный бизнес Окуня представлял собой сеть кафе-закусочных, два десятка залов с игровыми автоматами и три завода по производству алкогольных напитков. Семейное положение — трижды разведен. Имеет (вернее, имел) кучу любовниц. Прикончили его в ночь на 19 апреля на квартире одной из них. Взорам оперативников предстала жуткая картина: пятидесятилетний донжуан буквально плавал в собственной крови. Ему ловко перерезали сонные артерии небольшим, но острым ножиком для чистки фруктов. А вот с пассией Окуня (некоей Машей Жданкиной) обошлись куда более бесцеремонно: ей вдребезги расколошматили череп тяжелой каминной кочергой. Какие-либо отпечатки пальцев на орудиях преступления отсутствовали. И еще — в протоколе осмотра места преступления указывалось «По некоторым косвенным признакам (далее — их краткий перечень)… в постели незадолго до убийства обоих потерпевших находился кто-то третий». На полях приписка рукой Малышева: «Групповуха? Очень похоже! Тогда что: ревность или заказ?!»

А в записной книжке майора удалось обнаружить две краткие записи относительно данного дела:

24.04.06. Убийство Жданкиной — типично бабский стиль. Или стиль пассивного педика. Короче — обоих угрохала вторая любовница (или любовник) Окуня. Установить личность, хотя бы приблизительно.

25.04.06. Эврика! «Альфа-К»!!! Открывается в девять часов. Проверить руководство. Аккуратно расспросить А.

— Слушай, а ведь он впрямь напал на след, — сказал Сибирцев. — Неизвестно КАК, но напал. Однозначно!

— Нам бы еще ту самую ниточку зацепить, — проворчал я.

— А ты до сих пор не понял?! — изумился Костя. — Да вот же, смотри! — Он ткнул пальцем во вторую запись: — «Альфа-К» — ночной клуб с достаточно дурной репутацией». Действительно, «Эврика!»

— «Альфа», говоришь. — Я быстро прокрутил в памяти названия злачных заведений города. — Да, есть такой. Расположен на Ленинградском шоссе, если не ошибаюсь. Правда, на вывеске у них значится «Альфа-К…». И открывается он в 21.00. А тут написано в 9 часов.

— Дим, ну не придирайся ты к мелочам, — с укоризной вздохнул Сибирцев. — Подумаешь, три точки мужик забыл поставить! А 21.00 — это и есть 9! Девять часов вечера! Ты лучше осмысли главное — знаешь, кому принадлежит клуб?

Я наморщил лоб, пытаясь припомнить:

— Какому-то армянину?

— Армянин в прошлом, — покачал головой Костя. — В январе клуб сменил хозяина. Отныне им владеет некий господин Лисянский, «честный предприниматель», в недавнем прошлом широко известный криминальный авторитет Могила.

— Батюшки святы! — ахнул я. — Неужто тот самый урод?!

— Ага, он, — утвердительно кивнул Сибирцев.

— Ну-у-у, тогда да… Тогда конечно, — протянул я, — сомневаться больше не приходится…

Криминальный авторитет Могила был хорошо известен своей патологической жестокостью, неразборчивостью в средствах и какой-то невероятной непотопляемостью. За все время его преступной карьеры Лисянского ни разу не привлекли к уголовной ответственности. Хотя, по самым скромным подсчетам, за ним числилось не менее трех десятков трупов. (Большей частью зверски изуродованных.) В Н-ске едва ли не в открытую говорили, что Могила промышляет вымогательством, похищением людей с целью выкупа, шантажом, работорговлей и даже заказными убийствами. Тем не менее жил себе злодей да в ус не дул! Справедливости ради следует отметить — на Лисянского заводили пять или шесть уголовных дел, однако до суда ни одно не дошло. Либо свидетели бесследно исчезнут (в лучшем случае откажутся от прежних показаний), либо вещдоки мистическим образом дематериализуются, либо состав преступления рассосется сам собой и т. д. и т. п. То ли этому мерзавцу сам черт помогал, то ли Могила имел бо-ольшую волосатую лапу в «органах», то ли он был подлинным мастером по даче взяток. А скорее — и то, и другое, и третье, вместе взятые. В 2000-м, как и большинство подобных типов, Лисянский легализовался, стал «хозяйствующим субъектом». Но привычек молодости, надо думать, не оставил…

Да-а-а! Такой субъект как нельзя лучше подходит на роль профессора Мариарти 21-го столетия!..

— Сегодня же навестим голубчика и конкретно возьмем за задницу, — заявил я. — Другие предложения есть?

— Никак нет! — шутовски отчеканил Костя. — Голосую «за» обеими руками. Но до вечера у нас уйма времени. Чем займемся?

— Вдова Малышева, — напомнил я. — Шеф велел с ней пообщаться. Жалко, конечно, беспокоить несчастную, убитую горем женщину, но… приказ есть приказ. Будь он неладен!..

Покойный майор Малышев проживал при жизни в южной части города, на улице Пацаева, в белой кирпичной пятиэтажке. В квадратном, покрытом молодой травкой дворе играли в мяч ребятишки, судачили на лавочках старушки и мирно ворковали голуби. Правда, сию идиллию изрядно портили две опухшие растрепанные бабы (лет тридцати-пятидесяти), распивавшие в детской песочнице бутылку водки и закусывающие какой-то гадостью. В перерывах между глотками они активно общались, поминая нехорошими словами «мужей-козлов» и умильно величая друг дружку Танек и Лизок. Брезгливо обогнув представительниц «прекрасного пола» на отдыхе, мы подошли к подъезду номер четыре (домофона на двери не было), поднялись на третий этаж и позвонили в квартиру № 52. Нам открыла молодая высокая женщина с роскошной фигурой и пышными каштановыми волосами, облаченная в черный шелковый халатик.