Вячеслав Денисов - Таможня дает добро

Легкий румянец на щеках Бабинова говорил о том, что он сожалеет, что зашел к Березиной именно сейчас.

— Да-а-а… — слегка скрипнув голосом, пропел майор. — Говорить вы мастера. Этого у вас не отнять. Говорите, как воду пьете… Ладно, Аля, я попозже зайду, когда освободишься.

Бабинов вышел и прикрыл за собой дверь.

— Странный мужичок, — вслух отметил Женя и поймал на себе взгляд Березиной. — Да ладно ты… Наугад сказал и в точку попал. Его никто не просил цеплять меня без причины. Бедняга! — Краев усмехнулся: — Так разволновался, что ежедневник на столе забыл.

Если ты — опер, то первое, что ты сделаешь автоматически, не задумываясь, это полезешь туда, куда тебя не просят. И лучшим объектом для этого является чужая вещь, особенно та, где что-то написано. Так Краев и сделал. Пролистав веером книжку, аналогичную по форме той, что была у Эберса — очевидно, в таможне всем выдали одинаковые, он остановился на листе, где была последняя запись.

«15 июня» . Через весь лист шла размашистая надпись «ВЫХОДНОЙ» .

— Аля, — обратился Краев к девушке. — У вас когда выходные в таможне? Насколько мне известно от Игоря… было известно… — в субботу и воскресенье?

— Да, верно, — подтвердила она.

— Зачем парню три выходных подряд? — усмехнулся Краев. — Картошка вроде уже посажена. Да и парень на огородника не смахивает…

Услышав шаги в коридоре, он положил ежедневник на стол так, как он лежал при Бабинове. Тот зашел, словно ни в чем не бывало, улыбнулся во весь пластмассовый рот, смахнул со стола ежедневник и вышел.

— Амалия, ты со мной поедешь или… останешься?

Краеву хотелось, чтобы девушка поехала с ним…

— Да! — Она сама испугалась своей резкости. — Да. Я в отпуск хочу заявление написать. Мы потом вернемся, чтобы я его в канцелярию отдала?

— Обязательно, — заверил Женя. — А сейчас поедем, я познакомлю тебя со своими коллегами. Надеюсь, они будут потактичнее твоих. Вместо запаха «Фаренгейта» обещаю туалетную вонь по всему коридору, вместо компьютера — изъятый по краже телевизор, вместо офисного кресла — скрипящий стул. Когда буду открывать свой сейф, я тебя предупрежу, иначе ты скончаешься от болевого шока в ушах.

Пока Березина искала в кабинете ключи, складывала в сумочку вещи и укладывала обратно в сейф дела Эберса, Краев в ожидании ее вынул из кармана пачку заветных сигарет и медленно пошел по коридору. Одна из дверей в коридоре была открыта, и Евгений услышал голос. А услышав, узнал. Известный ему человек с кем-то вполголоса говорил по телефону. Краев бесшумно приблизился к косяку и прислушался.

Он стоял с закрытыми глазами, уткнувшись лбом в холод стены и судорожно сжимал в руке только что вынутую сигарету…

Краев так и не услышал, как сзади к нему подошла девушка.

Она вела его под руку к выходу и о чем-то говорила, а он не слышал ее и продолжал сжимать кулак так, что сквозь кожу проступала белизна суставов. Между пальцев сыпался табак от так и не прикуренной сигареты…

* * *

В тот момент, когда «девятка» Краева подъезжала к отделу внутренних дел, Заслонкин Бронислав молчаливо наблюдал за тем, как двое коротко стриженных юнцов закатывают к нему в контейнер две пары «жигулевских» колес. Дождавшись, пока они поставят их на место, он спокойно спросил:

— Все?

— Ага, — ответил тот, что был постарше. — Как здесь и стояли. Мы тебе, Броня, херню не «подгоним». Смотри, почти «нулевые» колеса. Давай по цене сразу добазаримся. «Гиславеды» уже «толкнул»?

— Ага, — в тон ему ответил Слон, прикрывая двери контейнера. — Да как толкнул! Ох…ть можно, как я их толкнул! Вы где «резину» сняли, дефективные?!

— Ты че, Броня?.. — удивился главный из «автолюбителей». — Какая тебе, на хер, разница-то?! Сняли и сняли!

Слон поднял с пола пыльную, валявшуюся там неизвестно сколько времени пустую покрышку и с размаху насадил ее сверху на узкие плечи «главаря». Видя, как его друг в мгновение ока превратился в болт, второй медленно отошел к двери, в ужасе округляя голубые глаза.

— Я вам сейчас чучу заманздрючу! — орал Слон в поисках второй покрышки. — Последний раз спрашиваю, где сняли «гиславеды»?!

Услышав адрес дома, где жил Краев, он внезапно успокоился и обреченно выдавил:

— Ах вы… бляди. Вы же у мусора из уголовки колеса скрутили!

Старший забегал вокруг Заслонкина с покрышкой на плечах. Из-за того, что плечи были намертво стиснуты резиной, он пытался жестикулировать, но получалось у него как у дефективного. Слону это надоело, и он встал. Что сделано, то сделано. Откуда, в конце-то концов, сопливые малолетки могли знать, что «обезножили» машину мента?

— Ладно, не гоношитесь… — кряхтел Броня, стягивая покрышку с подельника. — Скажу ему, что хозяин так и не пришел. Хотя… Ему бесполезно что-то объяснять в этом случае. «Вспотею» из-за вас, недоделанных, кому «свак» спихивать будете? Эту-то «резину» где «взяли»?..

И тут владелец голубых очей совершил самую страшную ошибку в своей жизни. Он сказал правду. Услышав его ответ, освобожденный от покрышки главарек хотел поднять над головой руки, но было поздно…

Так получалось, что они никогда не расспрашивали друг друга о работе. Было чем поделиться, но если кто-то из них и рассказывал о внутриведомственных событиях, то это происходило ненавязчиво, в качестве примера в разговоре или забавного случая. То опера Эберса задержат при досмотре в аэропорте гражданина Мозамбика с подозрительным порошком, впоследствии оказавшемся шоколадной крошкой, то Краев пожалуется на частые дежурства. Ничего того, что являлось бы совместной деятельностью, не было. И сейчас Краев жалел об этом. Знай он о проблемах Игоря побольше, может быть, все было бы по-другому…

Евгений был просто уверен в том, что Эберс убит как носитель важной информации, а значит, он являлся источником повышенной опасности. Его осведомленность по какому-то неизвестному Краеву делу оказалась настолько серьезной, что не было другого выхода, кроме откровенного расстрела. Его больше беспокоил трюк с долларами и цепью. Все выглядело настолько по-дилетантски, глупо и этим не укладывалось для Евгения в привычные профессиональные рамки. Логика человека, нацепившего золото на шею уже мертвого Игоря, была непостижима.

Для Краева разгадка смерти Эберса была чем-то схожа с игрой Якубовича «Колесо истории». Можно двигаться вперед, успешно разрешать самые непонятные ребусы, снова двигаться вперед и в самом конце, на развязке пути узнать, что ты все делал правильно, но шел не той дорогой. Больше всего Краев боялся пойти по пути неверной версии, увлечься и тем самым потерять время. Одновременно с этим он уже знал, что Игоря «убрали» непосредственно перед событием, спокойному течению которого Эберс мог помешать. Пометки в ежедневнике и на календаре, сделанные Игорем заранее, говорили о планомерной разработке операции. Ясно, что встреча с агентом — внеплановая, так как запись сделана впопыхах, когда под рукой не было ручки, либо Эберс схватил первое попавшееся под руку. Число под сообщением Чибиса и сам текст сообщения прямо указывали на то, что агент чуть ли не спрашивает — Эберс, начальник, а не хочешь ли ты «хлопнуть» партию контрабандного героина на энную сумму? И вес тут есть, и день прибытия груза, и, что самое удивительное, способ перевозки, и точное время! Где бы ему, Краеву, такого «человека» найти?.. За годы работы Евгений разучился верить кому бы то ни было на слово, даже лучшим знакомым. Это не пижонство. Это сущность любого грамотного опера. Принцип «доверяй, но проверяй» у любого розыскника подсознательно становится жизненным в полном смысле этого выражения. Из профессионального кредо это становится требованием повседневной жизни. Он уже раз двадцать прокрутил в голове текст агентурного сообщения и с каждым разом убеждался в том, какую бы он непростительную ошибку сделал, если бы поехал на встречу к памятнику Крылову неподготовленным. В то время когда Краев, как пенек, торчал бы в парке у театра и вычислял взглядом того, кто именуется Чибисом, он сам бы находился «под контролем».