Илья Деревянко - Час дракона

– Он самый, с Логачевым за штурвалом и с фигурантом в мешке!

– Слава Тебе Господи! – облегченно выдохнул генерал, бросил кому-то в сторону: – Уберите ПЗРК, всем занять прежние позиции, – и вновь обратился ко мне: – Мы с Владимиром Анатольевичем ждем вас двоих в столовой на первом этаже. Надо серьезно поговорить перед… ну вы понимаете!

– Понимаю, – жизнерадостно откликнулся я. – Через несколько минут подойдем…

Логачев аккуратно посадил вертолет посреди двора (чем вызвал бурный взрыв негодования в вольере) и переспросил: – Так где они нас ждут?

– В столовой.

– Значит, обедом накормят. У меня, если честно, уже живот подвело от голода.

– А собачки всегда не прочь полакомиться сырым мясом! – пихнул я Глинского «берцой» в щеку. – Слышал, как они радовались? Тебя предвкушают!

– Ты… вы правда намерены отдать меня псам на съедение?! – голос «железного» Фараона заметно дрогнул.

– Почему бы нет?! – усмехнулся я. – Ты же скормил тридцать с лишним человек (в том числе детей) своим чипированным зомби! А что посеешь, то и пожнешь… Но об этом после. Мы сейчас пообедаем, а ты немного полежи в прохладе. Подумай о бренности земного существования, о своем хорошо откормленном, мускулистом теле и… о собачьих клыках! Крепких, таких острых, в красных зловонных пастях!!!

Лицо Фараона на миг исказилось гримасой запредельного страха.

«В точку попал! – мысленно резюмировал я. – Надо доложить генералу!» – и скомандовал спецназовцам: – Отнесите «корм» в подвал. Глаз с него не спускать, мешок не снимать, веревки не развязывать! Не забывайте о том, что произошло с Барином!!!

– У меня правая нога сломана. В щиколотке. Позовите врача! – без прежней агрессивности попросил Глинский.

– Перебьешься. Не долго уж тебе, – фыркнул я и махнул рукой бойцам, дескать, тащите!

Ерохинцы выгрузили мешок из «вертушки» и на рысях поволокли к дому.

– Ты правда собрался его… того?! – заглушив мотор, осведомился Петр Васильевич. – Нет, нет, в принципе я не против! Мерзавец вполне заслужил ТАКУЮсмерть. Но информация… Она же нужна нам как воздух!!! Не думаю, что генералы одобрят твою затею…

– А вот увидим! – загадочно улыбнулся я. – Покушаем, побеседуем не спеша… Глядишь, и согласятся!

– Боевая психическая травма! – с жалостью посмотрел на меня Логачев. – Тебе врачу надо показаться…

– Не записывай раньше времени боевого товарища в психи, – изобразил обиду я. – Ты, Петр, слишком прямолинеен. И порой за деревьями леса не видишь.

…Ладно, ладно, не обижайся. Скоро ты все поймешь и… ошалеешь от восторга!!!

Логачев выразительно покрутил пальцем у виска, первым выпрыгнул из «вертушки» и молча направился к дому…

В столовой нас действительно дожидался обеденный стол, накрытый на две персоны. Генералы сидели в креслах по углам, пили кофе и нервно курили сигарету за сигаретой. В воздухе плавали густые облака табачного дыма. Распахнутая настежь форточка от них не спасала, а только добавляла сырости в табачный угар. Некурящий Логачев надсадно закашлялся.

– Подкрепитесь хорошенько, господа офицеры, – указал на стол Рябов.

Не заставляя себя долго упрашивать, мы с жадностью набросились на еду.

– Набирайтесь сил. Вам обоим предстоит ударно потрудиться в качестве палачей, – спустя минут пять хмуро проворчал начальник «…» Управления.

– Дознавателей, – вежливо поправил его Нелюбин.

– Суть-то не меняется. – Владимир Анатольевич стряхнул пепел прямо на пол. – У Глинского на редкость высокий болевой порог. Чтобы сломать – его надо в буквальном смысле рвать на части… в лучших традициях Среднековья!

– Вовсе не обязательно, – приканчивая второе, с набитым ртом пробурчал я. – Нужно найти слабое место, и он наш… с потрохами! Расколется до задницы!

– Легко сказать, – кисло поморщился Рябов. – Мы внимательно изучили досье фигуранта… Нет там ничего подходящего!!! А посему, Дмитрий и Петр, засýчите вы рукава, наденете мясницкие фартуки… Б-р-р! – Генерал зябко поежился… – И уподобитесь нашему извергу Эмиру, [53]черти бы его подрали, – сквозь зубы закончил он.

– Нам очень жаль, но иного выхода нет, – со вздохом добавил Нелюбин.

– Танки грязи не боятся, – отставив нетронутое жаркое, угрюмо пошутил Логачев. – Надо, значит, надо! Для пользы дела чего не сотворишь…

– Ты кушай, дружище, кушай, – принимаясь за компот, посоветовал я. – Сам же говорил – «живот от голода подвело».

– Спасибо, наелся! – грубо отрубил Васильич.

– Ой, вре-ешь!!!

– Дмитрий Олегович, с вами все в порядке? – забеспокоился Нелюбин.

– В абсолютном! – улыбнулся я, допил компот и рассмеялся. – Да не глядите вы на меня как на психа! Вопреки подозрениям моего сурового друга, я в здравом уме и полностью адекватен. Просто совершенно случайно я обнаружил у Фараона ту самую слабину. Благодаря ей эта сволочь сломается без особых проблем. Нет, разумеется, ему придется отнюдь не сладко! Однако надевать мясницкие фартуки нам с Петром не нужно. За нас поработают другие!!!

– ?!!

– Глинский панически, до желудочных колик боится собак, – перестав темнить, пояснил я. – А стая слушается меня беспрекословно, понимает с полуслова. В общем, предлагаю поступить следующим образом, – тут я подробно обрисовал план дальнейших действий.

– Гениально! – искренне восхитился Нелюбин. – Вы, Дмитрий Олегович, как всегда, на высоте!

– Действительно, гениально, – согласился с ним обычно скупой на похвалы Рябов.

На Логачева жалко было смотреть. Он весь как-то съежился, поник головой. Могучие плечи безвольно обвисли…

– Когда думаете приступить? – выбросив в форточку сигарету, поинтересовался Борис Иванович.

– Примерно… минут через сорок. Надо пообщаться с собаками, настроить их должным образом… Начнем в вольере, закончим в доме. – Промакнув губы салфеткой, я поднялся из-за стола…

Во дворе меня догнал Логачев и, потупившись, начал сбивчиво, неумело извиняться. Седой богатырь выглядел виноватым, пристыженным и крайне расстроенным. Светло-стальные глаза жалобно моргали.

– Ты это… знаешь… не обижайся, Дима, – наверное, в десятый раз (в очередной вариации) повторил он.

– Да хватит тебе! Забудь! Проехали! – хлопнул я его по плечу. – Лучше съешь второе, пока совсем не остыло. Вкуснейшее жаркое, уверяю тебя!

– Хорошо, – послушно кивнул Васильич и пошел обратно в столовую. А я направился к вольеру… С того памятного дня лета две тысячи седьмого года овчарок, естественно, больше не мыли… [54]И, когда я приблизился к прутьям, «аромат» псины сделался таков, что какая-нибудь гламурная дамочка стопроцентно грохнулась бы в обморок.

Однако я отнесся к запаху спокойно. Всякое доводилось нюхивать… в физическом смысле. Вот метафизическая вонь [55]или вонь моральная – совершенно другое дело! ИХя долго выносить не могу и стараюсь: в первом случае – прогнать источник православной молитвой. Во втором – по возможности уничтожить его… Прошу прощения, отвлекся!..