Вячеслав Денисов - Последнее слово девятого калибра

– Что за неделя такая? – бормотал Комик, семеня между домами. – Из рук все валится…

Дежурная в гостинице с трудом узнала в двоих мужчинах, вошедших в холл, недавнего «дебошира» судью Струге и следователя прокуратуры. Их лица, несмотря на мороз, были серы, как земля. Не замечая ее, они подошли к лифту и вызвали кабину. Судья, как и положено дебоширу, был в окровавленном пиджаке, без верхней одежды. Его способности к мгновенному перевоплощению никто из персонала гостиницы уже не удивлялся. Каждый раз он являлся в новом обличье. Дежурная, продолжая смотреть, перевела взгляд на следователя. Наблюдая, с какой тщательностью следователь поправляет узел галстука, она отметила, что воротник рубашки второго знакомого ей мужчины также испачкан кровью.

«На бойне, что ли, были?..»

Лифт увез мужчин наверх, женщина хмыкнула и вновь вернулась к детективу Чандлера. Нравился ей этот англичанин, написавший за всю свою жизнь всего десять романов. Не то, что нынешняя братия. Меры не знают…

Бутурлин в номере был один. Антону было даже как-то непривычно видеть этого толстячка в одиночестве. Тот лениво взирал на экран, наблюдая, как Джессика раскрывает очередное написанное ею убийство. Казалось, сегодня вся Москва помешалась на убийствах и их расследованиях…

Антон подошел к телевизору, погасил экран и сел на кровать Бутурлина. Выходцев сел на стол и, качая ногами, вынул сигареты.

Все это жутко не понравилось Ивану Николаевичу.

– Что за кабацкие выходки? Вы, Выходцев, еще чечетку забацайте на столе!

Струге смотрел на коллегу. Как-то не вязались эти трико с заправленной в них майкой с надписью «Australia» и смешным кенгуренком – с кровавым крапом на рассыпанных веером картах и лежащим у стены, застреленным, как собака, Недоступом. Антон Павлович сейчас очень плохо соображал. Причиной тому было не отсутствие фантазии или версий. С этим как раз было все в порядке. Вину за смерть милиционеров класть на покатые плечи Бутурлина нельзя. Он сделал все, что от него требовалось.

– Иван Николаевич, как вы относитесь к тому, что мы со следователем прокуратуры зададим вам несколько вопросов? – спросил Антон.

– Это еще что такое?.. – И без того огромные глаза Бутурлина округлились до такой степени, что едва не поглотили оправу новых очков.

– Ничего такого. Просто хочется узнать, кто мной интересовался сразу после ухода.

Бутурлин поправил на носу очки и отложил в сторону «Бюллетень Верховного суда».

– Так, так… Продолжайте.

– Да не будет никто ничего продолжать! – вскипел Выходцев. – Мне безразлично, кто вы! Судья, помощник президента или его имиджмейкер! Сегодняшним утром отдали богу душу трое милиционеров! ТРОЕ! То есть почти все, кто работал со мной по расследуемому мною делу! Я не видел такого и не слышал о таком все двадцать лет своей работы в Московской прокуратуре! Теперь вам понятно?! Вам задали простой вопрос, так неужели трудно на него ответить?

– Попридержите свой язык, следователь!.. – Цунами пошло на цунами. – Вы что, до сих пор не поняли, с кем разговариваете?! Вы кого тут «колоть» собираетесь?!

Свои права Иван Николаевич знал очень хорошо. Струге таких уважал. Судья, не умеющий защитить себя и не знающий своих прав, никогда не сможет восстановить справедливость и в отношении других. Но сейчас было не время умиляться этому.

– Стоп, стоп, стоп… – Струге сделал руками движение, напоминающее жест боксерского рефери «брэк!». – Так дело не пойдет. У нас, у судей, Борис Сергеевич, есть такое выражение – «сегодня дело не пойдет». Оснований тому может быть множество, например – отсутствие документов, создающих прецедент для судебного разбирательства. Так вот, мы не с того начали. – Антон Павлович повернулся к Бутурлину: – Иван Николаевич, давайте на секунду оставим Вашу Честь в покое. А вы, в свою очередь, забудьте о своем судейском шовинизме и снобизме. Всего этого у нас не отнять, но сейчас не тот случай, чтобы козырять правами и знанием закона. Давайте разберемся, как простые мужики. Вы способны просто… побазарить? Побазарить, как обыкновенный мужик? Или для вас это западло?

Бутурлин сглотнул слюну.

– Да, побазарить… Нормально. Я готов. Чисто по-пацански «потереть»? Почему – нет? Я согласен.

– Не нужно выглядеть глупее, чем вы есть! Вы что, не способны на мужской разговор?

– А если я вас пошлю подальше? – на всякий случай осведомился Бутурлин. – Типа по-пацански?

– Вы знаете процедуру. Тогда Выходцев прямо сейчас направится в Генпрокуратуру, предъявит самому главному опричнику страны исчерпывающие доказательства вашей вины и выхлопочет разрешение на проведение с вами беседы. Вам это нужно? Представляю, как качнется карьерный пьедестал, который судья Бутурлин выкладывал по кирпичику столько лет… Сколько лет вы выкладывали кирпичики, Иван Николаевич?

Нельзя сказать, что после такого демарша Бутурлин поник головой. Он лишь с улыбкой поджал губы и исподлобья посмотрел на Струге.

– Вы знаете, Антон Павлович, у меня такая репутация, что…

– Ее не будет уже через минуту после того, как председатель вашего областного суда получит телегу из Москвы, – перебил Антон. – Не стройте из себя героя, Бутурлин!

Бутурлин не отвечал. Скосив на него взгляд, Струге опять спросил:

– Кто мною интересовался?

Тот вздохнул:

– Знаете, Антон Павлович, когда я вошел в этот номер несколько дней назад, я сразу почувствовал, что мне нужно валить отсюда со скоростью света. Вы излучаете такие волны возможных неприятностей, что мне едва не стало дурно. Вы хотели получить ответ на вопрос? Вот он – вами интересовались из академии.

– Из академии? Кто?!

Бутурлин кашлянул:

– Откуда я знаю – кто. Позвонили и спросили. И я ответил, как вы, кстати, и просили. Вы – в гостинице «Уют». Все.

Действительно, он сделал все так, как его просили. Чего же хочет от него Струге? Струге хотел закончить разговор, который начался в день появления в номере Бутурлина. Он не имел к делу никакого отношения, но его нужно было закончить.

– Вы стучали на меня в академии?

– Да, – сразу ответил Иван Николаевич. – Куратору. Счел своим долгом. Следующий вопрос?

– Вы стучали на меня в Тернов Лукину?

– Я не знаю, кто такой Лукин – во-первых, и о том, что Тернов существует, узнал лишь тогда, когда познакомился с вами, – во-вторых.

– Врет… – тихо подсказал Выходцев Струге, стоя у окна.

– Врала ваша мама вашему папе, что вы – их общий сын, – огрызнулся Иван Николаевич. – И, вообще, кто болеет за «Торпедо», тот родился от соседа…

Струге отметил про себя, что с памятью у Ивана Николаевича все в порядке.

– Ладно, оставим. Это непробиваемый вариант. – Антон машинально положил руку на голову. – Пойдем, Борис Сергеевич.