Сергей Алтынов - Десантура разминается

– Помощь нужна? – всего в нескольких шагах от себя услышал Петр голос полковника Гнедича.

– Если не торопишься, помоги, – отозвался из машины дюжий бородач.

Боевой опыт и интуиция не подвели командира. Возможную засаду они определили, еще когда только подъезжали к остановившейся машине, в которой должны были находиться Семенцова и Петр. Выйдя на шоссе, Гнедич окончательно убедился, что в машине всего один боец, остальные же залегли в противоположной траншее. И при этом расположились они в ней таким образом, чтобы не попасть под прицел оружия противника. Теперь главное, чтобы не сплоховал Вагин.

В это самое время лежащий в засаде наркобосс ткнул автоматным стволом расположившуюся рядом с ним Семенцову.

– Узнаешь? – шепотом спросил он.

– Да, – тряхнула сальными волосами Семенцова.

Наркобосс хотел было отдать команду открыть огонь, но в этот момент прямо перед его носом шлепнулся какой-то тяжелый предмет. Он успел разглядеть, что это не что иное, как граната «Ф-1», но более ничего сделать не успел. Вагин не сплоховал.

Услышав взрыв и дребезжание стекол, Петр сделал единственное из того, что мог: через тряпку вцепился зубами в пальцы охранника. Тот взвыл, а через секунду после хлопка-выстрела тяжело повалился на Ручьева, придавив его так, что стало трудно дышать.

– Петр, ты где? – послышался голос Гнедича.

Не прошло и десяти секунд, как командир вытащил Петра из машины, обшарив карманы застреленного боевика, нашел ключи от наручников и окончательно освободил подчиненного.

– Извини, командир, эта тварь... – начал было Петр.

– Не нужно, – лишь махнул рукой Гнедич, видимо, чувствуя и собственную вину.

Тела Татьяны Борисовны и наркобосса представляли собой кровавое месиво. Один из находившихся в засаде боевиков также не подавал признаков жизни, а второго бинтовал Вагин, находясь в непривычной для себя роли санитара.

– Куда путь держали? – спросил Гнедич приятельским тоном, подойдя к раненому.

Тот не торопился со словами. Вагин только что сделал ему обезболивающий укол, но боевика тем не менее била мелкая дрожь и лицо его было искажено гримасой боли. Вагин вопросительно поглядел на командира, мол, не пора ли развязать пленному язык иными методами? Между тем Крафт успел обыскать раненого и протянул Гнедичу российский паспорт и водительские права.

– Извини, парень, времени у нас мало, – просмотрев документы и убрав их в свой внутренний карман, проговорил командир.

С этими словами он достал гранату-лимонку, выдернул из нее предохранитель. Вагин ударил только что им же перебинтованного пленника в живот, а Гнедич сунул лимонку за шиворот скрючившемуся от боли боевику.

– Отходим, – скомандовал остальным Гнедич, и его подчиненные в темпе рванули из траншеи на шоссе.

Обессиленный, обездвиженный ранением и кровопотерей пленник взвыл, точно агонизирующий хищник. Уже находившийся на шоссе Гнедич одним прыжком вернулся в траншею, вытащил лимонку, вставил предохранитель обратно.

– Это был муляж, – пояснил он пленнику, приподняв того за волосы. – Сейчас будет настоящая.

Гнедич вытащил другую гранату, взялся за предохранитель.

– Скажу... – прохрипел боевик.

Его речь была отрывиста, путана, но место прибытия он указал четко.

– Похоже на правду, – сверившись с картой, кивнул командиру Петр.

– Горная местность, но есть подъем и подъезд для грузовиков. Да, именно в таком месте и должно быть наркопредприятие, – согласился Гнедич. – Работаем!

При последней команде командир выразительно посмотрел на Крафта. Это означало лишь одно – пленный более не нужен. Тащить его с собой возможности нет, живым оставлять опасно – много знает, видел бойцов в лицо. Молодому лейтенанту предстояло решить эту проблему...

Выстрел, погашенный глушителем, прозвучал как одиночный хлопок. Застреленный боевик не успел ничего сообразить. Петр по-отечески положил ладонь на плечо лейтенанта, только что выполнившего приказ. Даже такому опытному разведчику и диверсанту, как майор Ручьев, было сейчас не по себе. В самом деле – сперва бинтовали, обезболивающее кололи, чтобы не помер раньше времени. А как все рассказал – пуля в голову. Точнее – в ее височную часть, чтобы наверняка.

– Значит, так, бойцы! – произнес Гнедич, обведя взглядом подчиненных. – Приказывать не буду, риск очень велик! Первомай или Хиросима – решайте сами!

Первомай означал, что операция «зондеркоманды» завершается получением информации о спрятанном в горах наркопредприятии, и не более того. Хиросима же...

Хиросима означала, что отряд полковника Гнедича ликвидирует предприятие.

Бойцы с ответом не торопились. И тут у командира затренькал мобильник, выданный новым куратором для личной связи.

– Мы выяснили местонахождение «объекта», – отрапортовал Гнедич своему новому начальству.

– Действуйте, – прозвучал в трубке монстрообразный голос. – Дело необходимо довести до конца.

Командиру был непривычен новый Куратор. Человек без лица. С измененным голосом. Но этого, видимо, требовала оперативная необходимость.

– Хиросима? – спросил Вагин, когда Гнедич отключил связь.

– Да, – кивнул тот.

Возражений от остальных бойцов не последовало.

Полковник Казаков еще только поднимался к Ширману, когда услышал звучавшую из-за дверей кабинета любимую песню Ивана Эмильевича:

Пел неподражаемый Сергей Шнуров в сопровождении группы «Ленинград». Войдя в кабинет Ширмана, Казаков обнаружил там то, что и должен был обнаружить: Ширман, секретарша Ирочка и начальник охраны развлекались тем, что созерцали пляски шута Шпазмы под аккомпанемент «Ленинграда».

– У тебя что-то срочное, Игорек? – спросил, выключив Шнурова, Иван Эмильевич.

– Не очень, – как ни в чем не бывало ответил Казаков, переглянувшись с длинноногой Ирочкой.

– Тогда представление продолжается! – Ширман щелкнул пальцами, пригласив Игоря занять место в «зрительном зале».

Шпазма вытер рукавом вспотевшее красное лицо. Видимо, он был рад небольшой передышке, пляски явно давались ему с немалым трудом. Иван Эмильевич это заметил и решил от танцев перейти к разговорному жанру.

– Поскольку уродливей всех ты на свете... – обращаясь к шуту, начал Ширман, заговорщицки оглядев присутствующих.

на манер декламирования стихов повторил Ширман. Слушатели и Шпазма замерли в немом ожидании.

торжественно закончил Ширман и похлопал Шпазму по затылку. Бубенчики зазвенели, шут присел, точно пытался сделать книксен.