Сергей Зверев - Триумф воли

– Руководство посчитало, что естественнее будет одеть вас в то, в чем вы пришли к нам.

– У меня, конечно, – встрял в разговор мужчина, – от пули шрам есть, только всякий дурак разберется, что рубцу этому никак не меньше чем полгода, может, и больше. А по документам выходит, что я получил ранение и комиссован месяц назад. Это как будет?

– Это не в моей компетенции, – растерянно пожал плечами инструктор. – Я всего лишь представитель фирмы и отвечаю за оборудование. Вопросы надо было задавать своему начальству. От кого вы получали инструкции? От господина Меера? Вот у него бы и поинтересовались.

– У него поинтересуешься, – зло прошипела женщина.

– Эй! Я не намерен торчать тут три часа и выслушивать ваши препирательства! – рявкнул капитан. – Мое дело доставить – я доставил. Извольте покинуть лодку, или что там вы должны делать. Наговоритесь на вашем дурацком языке на берегу.

– Между прочим, – игриво повела глазами в сторону моряка женщина, – это язык Толстого и Достоевского, Чехова и Тургенева. Это великий язык прилагательных, язык страсти, любви и соблазна… – Женщина была красива, и ее уродливый наряд только подчеркивал броскую внешность.

– Ziegen… – процедил сквозь зубы капитан и отвернулся.

Инструктор меж тем поставил на небольшой лабораторный столик саквояж и стал извлекать из него всевозможные предметы: куклу, банки с американской тушенкой, кисет с табаком.

– Мало наших дураков, – проворчал отставник, – так и вы нас завалить решили?

– Зачем это? – удивился эсэсовец.

– Затем, что головы вам поотбивать надо, чтобы лучше думали! – вдруг раздраженно взвизгнула женщина. – Мне что, десять лет, что я еще в куколки играю?! На кой она мне, здоровой бабе? Мне мужик нужен, а не куклы!

Инструктор растерянно хлопал глазами.

– А как активировать радиомаяк, который находится в банке с ленд-лизовской тушенкой? – спросил напарник женщины.

– Вскрываете, – пояснил представитель фирмы, – там на приборе есть…

– А если у меня не будет чем вскрыть? – снова спросил мужчина. – Ножа при мне нет. Я так понимаю, чтобы не привлекать лишнего внимания. Это ясно. А вот с банкой как быть?

– Так есть же консервный, – не сдавался инструктор.

– Тьфу! – только и смог ответить отставник. – И кто там у вас такой Лобачевский? – мужчина безнадежно махнул рукой. – Ладно, пошли, что ли, – обратился он к женщине и переложил вещи в фанерный чемоданчик. – На берегу разбираться будем, что и как. – Он глубоко выдохнул и порывисто встал. Его примеру последовала женщина. За ними по трапу послушно затопал инструктор.

Наверху отставник аккуратно разложил резиновую лодку, умело накачал ее переносным насосом, спустился в лодку сам и подал руку женщине. Они уселись.

– Ну, бывайте, с богом, – широко, по-русски перекрестила женщина субмарину с капитаном и инструктором на палубе, перекрестилась сама, отставник осторожно оттолкнулся веслом, и лодка медленно исчезла в темноте. Еще некоторое время были слышны осторожные всплески, потом постепенно затихли и они.

– Капитан, – с какой-то печалью в голосе обратился инструктор к подводнику, когда затихли последние звуки, – а где он, Мурманск-то?

– Там, – ткнул пальцем в полную темноту моряк.

– Хорошо тебе, ты хоть знаешь, в какой стороне, – обронил эсэсовец.

– Спускаемся, – скомандовал капитан в ответ, – пора в обратный путь.

Через минуту субмарина бесшумно ушла в холодную морскую пучину.

– Не хотите ли кофе, фройляйн Рифеншталь? – штандартенфюрер достал украшенный глазурью термос, налил дымящийся напиток и любезно протянул чашку Лени. – В него, правда, добавлено немного коньяка, но очень хорошего. Думаю, он вас согреет и не помешает будущей картине. Кстати, о чем будет рассказывать очередной шедевр несравненной первой женщины Германии? – с легкой иронией спросил штандартенфюрер и добавил: – Если не секрет, конечно.

Лени с удовольствием приняла напиток из его рук, намеренно пропустив, а может, и не заметив завуалированный сарказм Меера. Вокруг, на фоне живописной норвежской природы фьордов, суетилась съемочная группа, из которой вполне можно было собрать целую мотострелковую роту. Дольщики туда-сюда гоняли по рельсам операторскую тележку, то и дело подкладывая клинышки под неровные участки. Оператор видел мир только через экспонометр. Механики колдовали над капризничающим на морозе механизмом камеры. Осветители таскали приборы, расставляя их по заранее намеченной оператором схеме, перетаскивали жгуты кабелей. Время режиссера еще не наступило, и Лени охотно поддержала беседу:

– Я хочу и должна в художественной форме отобразить подвиг немецких солдат на полях сражений Второй мировой, – с некоторой долей пафоса ответила она. На штандартенфюрера, однако, ее слова не произвели большого впечатления.

– «Триумф воли-2». Не слишком ли громкое название для 1944 года? Мне кажется, это немного устарело, – штандартенфюрер все так же снисходительно улыбался.

Лени удивленно воззрилась на него:

– Я не ослышалась? Это говорит мне человек, приближенный к высшим руководителям рейха?

– Не переношу ханжей и сам не люблю ханжествовать, – мягко парировал укол Рифеншталь штандартенфюрер. – Вы знаете, фройляйн Рифеншталь…

– Вы можете называть меня Лени, – вставила режиссер.

– Хорошо, – Курт спокойно воспринял милость гениальной женщины. – Вы, должно быть, знаете, что в Риме, как и во всяком государстве, жили люди разного сорта: патриции, ремесленники, солдаты, рабы… Как вы думаете, кто лучше всего понимал и иронизировал по поводу политики цезарей? Впрочем, вы наверняка читали сочинения Петрония.

Прихлебывая кофе, Рифеншталь кивнула.

– А вы видели последние кадры хроники с Восточного фронта?

Женщина снова молча кивнула.

– Лица наших солдат-победителей мало чем отличаются от лиц пленных русских. Знаете, какими побасенками развлекаются те, кто роет окопы в Восточной Пруссии? – Лени отрицательно мотнула головой. – Они говорят, что русские возьмут эти окопы ровно за две минуты и десять секунд, – продолжал штандартенфюрер. – Две минуты им понадобится, чтобы совладать со своим смехом, а за оставшиеся десять секунд они спрыгнут вниз и всё там почистят.

– Вы говорите ужасные вещи! – произнесла Лени ровным голосом. Похоже, о подобных веяниях среди берлинцев она догадывалась давно. – Вас следовало бы расстрелять за пораженческий настрой.

– Не приписывайте мне чужого мнения, – спокойно отреагировал Меер. – Я склонен думать, что война, как и фортуна, штука капризная. Кто мог предположить летом 41-го, что все так обернется? Почему не предположить, что может случиться и обратное?