Альберт Байкалов - Превентивный удар

Антон в двух словах уже описал по телефону результаты поездки в Светлый.

– Потрясли деда, – он сокрушенно вздохнул. – Ничего не знаю, ничего не видел. Адреса родственника не говорит. Приезжал редко, в основном подкидывал продуктов и исчезал. Что творилось в бане, не знает. Он туда и не заглядывал.

– Никакой он ему не племянник, – перебил его Данила. – Ни у деда, ни у его бабки близких нет. Он сын репрессированных в тридцатые годы учителей. Воспитывался в детдоме. Познакомился там со своей будущей супругой. Она тоже одна как перст.

– Дети? – спросил Полынцев.

– Двое сыновей. Один умер еще в начале девяностых. Второй сидит.

– Где? – удивился Антон.

– В тюрьме, – Линев почесал переносицу. – И находиться ему там еще три года.

– А статья?

– Бытовуха, – Данила выключил телевизор. – Замочил собутыльника. Кстати, в этой же деревне.

– Но хоть кто-то у них есть? – расстроенным голосом спросил Полынцев. – Может, внуки?

– Говорю же, нет, – Линев поднялся со своего места и подошел к окну. – Пенсия у стариков маленькая, вот и согласились сдать в аренду баню.

– Может, ты его покрутишь? – предложил Антон.

– Смысла не вижу, – продолжая глядеть в окно, едва слышно проговорил Линев. – Обычно таким людям ничего не известно. Возможно, Лазарев не врет и действительно понятия не имел, для чего используют его баню. Я, как только узнал, сколько ему лет, сразу понял, что вы зря туда едете. Ну, еще могла бы эта поездка что-то дать, будь у старика криминальное прошлое. А так, – он вздохнул и развернулся к разведчикам, – всю жизнь от рассвета до заката горбатился в колхозе. Он и врать-то наверняка толком не умеет.

– Вот в этом ты не прав, – оживился Антон. – Все село он смог убедить, что это племянник.

– Хорошо, – Данила вновь вернулся на свое место и сел. – Проверим еще раз. До войны НКВД при аресте родителей детей распределяло по спецприемникам. Возможно, у старика был брат или сестра, но малолетние. Допускаю, что нашлись они недавно, когда рассекретили архивы. Я еще раз сделаю запрос, но уже по личным делам родителей.

– Нам теперь чем заниматься? – осторожно поинтересовался Сергей. Он не любил работу, подобную сегодняшней, считал ее рутиной.

– С завтрашнего дня вводим в игру Льва Федоровича Каныгина, – не поднимаясь из кресла, Данила протянул руку и взял со стола папку. – Здесь его фотографии, адрес работы и где живет. Каким транспортом пользуется. В общем, все. Ваша задача – брать под контроль всех, с кем профессор будет вступать в контакт.

– Как это? – не понял Полынцев.

– Молча, – Данила перевел на него взгляд. – Самого Каныгина будут вести наши сотрудники. Они же займутся и обеспечением его безопасности.

– Не понял, – Полынцев не мигая уставился на Линева.

– Сразу после выхода его из офиса «Инвеста» начинаете двигаться следом. Опера из «наружки» укажут людей, кто подходил к нему, пытался заговорить…

– Ехал рядом в метро, – перебил Антон. – Попросил закурить… Зачем?

– Если в этой конторе действительно занимаются вербовкой ученых, возможно, за ним начнут наблюдать.

– Ты считаешь, что там за всеми организуют слежку? – удивился Антон.

– Нет, – Данила покачал головой. – Но Каныгин обязательно заинтересует эту организацию.

– Он сам-то хоть знает, что выполняет роль живца? – спросил Сергей.

– А как же! – Данила повеселел. – Это светило. Втемную его не используешь еще и потому, что он попросту не пойдет к иностранцам на поклон.

– Понятно, – Антон потянулся. – На сегодня у нас никаких планов нет?

– Почему же, – Данила загадочно посмотрел на Полынцева, затем перевел взгляд на Филиппова. – Можете проехать со мной к матери Акутина. Я сегодня собираюсь проинформировать ее о том, что обнаруженный на даче обгоревший труп не является Геннадием Леонидовичем.

– Знаешь что, – на секунду задумавшись, словно в последний раз взвешивая в уме все «за» и «против», вздохнул Антон. – Ты лучше позаботься о том, чтобы записи с видеокамеры наружного наблюдения «Стройбанка» попали к нам.

– За все полгода существования «Инвеста»? – лицо Данилы вытянулось от удивления. – И как ты собираешься их просмотреть?

– Молча, – Антон встал. – Распределю между всеми офицерами группы. В ускоренном режиме до утра.

– А что мы должны будем там увидеть? – расстроился Полынцев.

– Я подозреваю, что в лаборатории профессора, в сейфе, что-то хранилось. Возможно, то вещество, над которым он работал. Если это так, есть вероятность, что оно заинтересовало террористов.

– Ты хочешь сказать, что кто-то из известных вам бандитов находится в контакте с этой конторой? – задумчиво протянул Данила.

– Скорее «Инвест» с ними, – хмыкнул Антон. – На кого-то они должны опираться в Москве и Новосибирске, если дело доходит до устранения несговорчивых ученых.

Лизка сидела в ржавого цвета ванне с обитой по краям эмалью, тянула из горла «Клинское» и, глядя на покрывшиеся плесенью углы совмещенного санузла, размышляла над своей жизнью. Месяц назад стукнуло тридцать. Несмотря на то что выглядела она значительно моложе, при мысли об этом становилось тоскливо. Семьи как таковой нет. Детей тоже. Оставшаяся после смерти матери-алкоголички однокомнатная квартира уже полгода как превращена в ночлежку для Пепла и его дружков Серого и Маклая. Вообще, до того, как этот седовласый с обветренным лицом и похожим на картофелину носом рецидивист впервые здесь появился, жила она хуже. Привел Пеплова ее сожитель Серый. В двух словах объяснив, что человек развелся с женой и теперь ему надо где-то временно перекантоваться, пронес его вещи в комнату. Некоторое время Пепел жил на кухне, расставляя там на ночь раскладушку.

Потом появился Маклай. Среднего роста, прыщавый брюнет оказался каким-то дальним родственником Пепла, и на кухне стало уже две раскладушки. Привыкшие еще при жизни матери к частым квартирантам за стенкой, устраивающим шумные пьянки и потасовки, соседи в этот раз, немного пороптав, успокоились и даже стали здороваться с обитателями девятой квартиры. Те вели себя смирно, водку не жрали, из окон не вываливались, песен не орали. Постепенно и Лизка приоделась. В доме появилась мебель, телевизор с холодильником и посуда. Пока мать была жива, любая посуда быстро превращалась в кучу осколков, и все, что можно было найти в случае пожара, – три эмалированные кружки.

Но, как ни странно, перемены в жизни Лизку не радовали. Нет, не особо стесняли ее и постояльцы, которые, кстати сказать, часто и надолго пропадали, за исключением Сергея. Она боялась, что однажды в дверь позвонят люди с суровыми лицами, сунут под нос развернутую красную книжицу, заломят, как в кино, за спину ее ручки, оставив на нежной бархатистой коже синяки, и уткнут носом в пол, покрытый в конце лета ковролином.