Сергей Алтынов - Предателей казнят без приговора (Сборник)

Как ни странно, я прожила в деревне целых четыре месяца. Таскала воду, сидела с племянниками и даже пекла пироги. О, это был нешуточный подвиг! Односельчане деликатно здоровались со мной на улице, уже не бросая косых взглядов и не перешептываясь за моей спиной. Эдгара я с тех пор не видела – говорят, он куда-то уехал. В городе его тоже не было – поговаривали, что господин композитор где-то в Канаде у каких-то дальних родственников…

Я решила написать повесть. Повесть о красивых людях и о том, как невесело им живется. Придумала первую фразу первой главы: «Всякая праведная жизнь в итоге имеет одну-единственную корыстную цель – попасть в Рай…» Дальше не писалось. Про себя, про двух до сих пор живущих во мне светлокудрых девочек, не хотелось. Про Валеру-Вальтера… А что я о нем знала?! Вот Эдгар знает – мясник, профессиональный убийца, оккупант. Написать про Эдгара? Но я не считаю его красивым человеком… Как и в каждой деревне, у нас имелся собственный дурачок. Юродивый по имени Паале. Этот Паале, сколько я его помню, всегда находился в одном возрасте и в одном душевном состоянии. Он никогда не плакал и не смеялся. Ему было не о чем плакать и не над чем смеяться. Над Паале никогда не издевались, но частенько зло подшучивали. В таких случаях он удивленно вскидывал свои круглые совиные глаза и удивленно спрашивал: «А что я тебе сделал?» Паале и в самом деле никому ничего не сделал – ни плохого, ни хорошего. С хорошим ладно, шут с ним. Главное, что плохого не делал. Паале точно попадет в рай. Обязательно, причем именно потому, что у него нет такой цели… У него вообще нет цели.

У меня тоже… Нет, цель появилась – я решила написать стихотворение. Точнее, слова для будущей песни. Первая строчка пришла сама собой: «Я нарисую солдата…»

Прошло около часа. Я ничего не написала, ни первой главы, ни стихов для песни. Солдата я тоже не нарисовала, так как рисую из рук вон плохо, а плохо нарисованный солдат мне не нужен. В ту ночь мне приснился Эдгар. Такое зрелище я видела впервые. Он стоял на пыльной дороге, вдоль которой валялась искореженная бронетехника, мотки колючей проволоки. Господин композитор заметно нервничал, с опаской поглядывая на грозно высившиеся в конце шоссе заснеженные, скалистые горы. А с другой стороны, всего в нескольких метрах, стоял белый рояль.

– Ну вот, Расма, ты этого хотела? – нервно бросил мне Эдгар.

– Ничего я не хотела, Эдгар… – ответила я.

– М-да… – неопределенно произнес Эдгар и нетвердым, каким-то неуклюжим движением уселся за рояль.

Он начал было наигрывать что-то из Шопена, но быстро сбился, точно запутался в звуках, потерял ритм. Затем взялся за что-то более медленное – получилась какая-то механическая, отточенная игра: точно за клавишами сидел механический робот со специальной музыкальной программой внутри. Но вскоре он вновь сбился: видно, программа и программисты оставляли желать лучшего. Он пытался было сыграть самый обыкновенный трехаккордный блюз, но опять не выдержал ритма, и все звуки слились в дисгармоничный шум.

– Вот видишь, – обреченно произнес Эдгар, не глядя на меня. – Теперь я должен идти туда… – он дернул головой в сторону гор и искореженного танка. – Туда… – повторил он, не отрывая взора от дорожной грязи.

Никогда мне еще не снился Эдгар. И дорожная пыль, и высившиеся над ней железные громадины бронемашин.

– Инга, а что говорят об Эдгаре? Куда он запропал? – спросила я вечером сестру.

– Исчез, знаешь ли… – покачала головой Инга. – Как сквозь землю… Да ты за него не переживай – такой нигде не пропадет. – Инга зло усмехнулась. – Было бы по кому страдать.

Эдгар не пропал. Я увидела его спустя два дня. Он шел по деревне в направлении своего дома, видно, только-только с рейсового автобуса. Эдгар был облачен в какой-то немыслимый бушлат, косынку защитного цвета на голове. Правая рука была на перевязи и благородно согнута. Сейчас Эдгар очень напоминал гитлеровца-героя, вернувшегося с Восточного фронта после упорных боев. Не хватало только железного креста «За храбрость» на груди.

– Расма! – он еще издали закричал, лишь завидев меня. – Расма… – повторил он, подойдя поближе. – Вот, смотри… – здоровой рукой он начал разматывать косынку на своей голове. – Вот, смотри, – рука плохо слушалась, но наконец косынка развязалась и упала в траву.

Волосы у Эдгара были белые. Совсем белые. И я почему-то не сразу сообразила, что это седина. Такая же, как у Валерки.

– Я оттуда, Расма… – Эдгар смотрел мне прямо в глаза, так что трудно было не отвести взгляда. – ОТТУДА, понимаешь?!

Я молчала…

– Оттуда, только что… Оттуда же, где твой Вальтер. Тот самый Вальтер, который… – взгляд Эдгара быстро метнулся вверх, на уличный фонарь. Эдгар слегка пошатнулся, точно был нетрезв. – Тот самый Вальтер, или как его там… Расма, ты права: я идиот! – И тут он упал передо мной на колени.

– Эдгар! – я бросилась неумело поднимать его на ноги. Похоже, он действительно здорово выпил.

– Жить совсем хорошо стало, Расма, – идиотски ухмыляясь, проговорил Эдгар, когда мне удалось наконец поставить его на ноги и прислонить к забору. – И умирать не хочется, верно? – Теперь его взгляд блуждал. – Расма… Пойдем, я кое-что тебе покажу…

Он долго отпирал свой коровник-студию. Ронял в траву ключи и бранился. Наконец, справился с замком и рванул внутрь.

– Вот, слушай… – он подключил клавиши и начал здоровой рукой наигрывать какую-то свою старую популярную песенку. – Ведь полное дерьмо, правда?! Или вот это… – он начал вспоминать другое свое «нетленное произведение». – Дрянь… Это все гадость, Расма… – Он перестал играть и быстро рванул к выходу. – И никогда! И ничего… – прокричал он, остановившись в дверях. – Пошли, Расма. – Отойди подальше! Быстрее! – командовал Эдгар. – А ведь я хотел… Я хотел сыграть… – И он снова стремительно рванулся в студию. – Вот так… Нет, вот так…

Из студии доносились разрозненные, дисгармоничные звуки… А потом на пороге показался Эдгар. Он шатался, шел тяжело, точно только что получил ранение и с каждым шагом терял кровь и силы.

– Уйди, – глухо произнес он, гдядя мимо меня, и полез здоровой рукой во внутренний карман своего бушлата.

Дальше все происходило быстро: вытащив из кармана гранату, Эдгар зубами вырвал чеку и швырнул гранату в распахнутую дверь студии. Затем рванулся ко мне, да я и сама сообразила, что не мешало бы упасть и закрыть затылок руками…

Рядом со студией стояли две канистры с чем-то горючим – зарево моментально всколыхнулось вверх.

– Ну что, что вы смотрите?! – кричал Эдгар сбегающимся сельчанам. – Только не думайте, что я сошел с ума, наоборот…

Женщины отшатывались от Эдгара, мужчины глядели с опаской.