Михаил Нестеров - Формула боя

Володя понял, что чем быстрее он ответит, тем быстрее его отпустят. Он же ничего не сделал… противозаконного.

– Кто? Тот парень?

– Да! Да! Где он?

– Он ушел. Он будет ждать ее в сквере через десять минут.

– Что ты сказал Никишиной?

– Той женщине?

– Да!

– Его матери?

– Твоей… матери!

– Чтобы она взяла его одежду и принесла ее в сквер. Больше ничего.

– В какой сквер?

Карасев указал подбородком на площадь Ганецкого.

Постников отпустил его руку, и Володя попал в объятия сержанта.

– Гена! – сообщил Постников в рацию. – Похоже, мужик не при делах. Никишин забил «стрелку» на площади Ганецкого через десять минут.

– Спроси, во что одет Никишин.

Карасев сообщил, а Постников передал:

– Черные джинсы или брюки, темная майка, темная кепка-бейсболка, темные очки в яркой оправе.

– Так, все темное… Оставляй этого типа с сержантом, а сам дуй в сквер. Ах как неожиданно рано он появился!..

– Что?

– Ничего. Времени мало, я снимаю Малахова из подъезда, держитесь пока вдвоем. Только не засветитесь! Ждите нас.

– Понял. – Постников убрал рацию и велел Воробьеву доставить Карасева в отделение.

– За что, а?! Я только передал, и все!

– Давай, мужик, шевелись.

«Где это я уже слышал?» – Володя нахмурил лоб и направился с сержантом в ближайшее отделение. Сегодня одинокие и похмельные будни, которые начались маленьким праздником, так и останутся серыми. Не будет человека, простившись с которым, ощутишь на сердце грусть; не будет щемящего чувства, словно уходит давно знакомый или близкий тебе человек.

«Так кто кому помог?» – никак не хотел успокоиться Володя Карасев. Чувствуя, как снова заломило затылок, он пришел к выводу, что это он помог тому парню.

Постников энергичным шагом направился к скверу, поглядывая по сторонам. Справа показался Малахов, с риском перебежавший дорогу перед грузовиком. Их было только двое, хотя, может, им не придется брать Никишина такими малыми силами. Психованный спецназовец, вооруженный автоматом. Лично Постникова такая перспектива не устраивала, и лейтенант невольно замедлил шаг.

Тем временем к площади Ганецкого спешно направлялась группа захвата, а в первый подъезд дома Никишиных входила Юлька Лиханова.

Прежде чем Карасев вошел в контакт с Ольгой Никишиной, Фролов услышал сообщение от Куликова:

– Двое за столиком явно проявляют инициативу. Внимание! Старший спешно направляется к подъезду.

– Вижу. – Фролов чуть наклонился и посмотрел влево. Парень уходил, а его старший товарищ, напротив, быстрым шагом, почти бегом направлялся к проезжей части. По мере приближения он срезал вправо, что явно указывало на то, что его конечная цель – женщина, медленно идущая вдоль дома. Фролов вызвал Куликова.

– Ты видишь того парня?

– Нет, Андрей, он зашел за гаражи. Хотя… Вот он. Точно это он, но без очков и кепки. Присаживается. Завязывает шнурки. Оглядывается.

В рации, настроенной на диапазон наружного наблюдения милиции, послышался нервный и возбужденный голос: «Никишина вошла в контакт! Мужчина лет около сорока…»

То, что мужчина разговаривал сейчас с Никишиной, Фролов видел. На секунду задумавшись, он возобновил прерванный разговор с Куликовым:

– Веди этого парня. Шикин и Лобанов присоединяются к тебе. Связь постоянная. Все поняли?

Два голоса подтвердили, а Фролов опять сосредоточил внимание на Ольге Никишиной.

Мужик уже отошел от нее – жаль, что они не смогут взять его, а она поспешно возвращалась к подъезду. Рация добросовестно передала, что «мужик не при делах», а наружное наблюдение снимается полностью: Никишин ждет мать в сквере.

И снова пауза. Фролов в это время оценивал непростую ситуацию. Решение придется принимать самому, связываться с шефом времени уже не было. Только бы решение оказалось верным. Фролов на миг представил себе неподвижные глаза Дробова и поднял рацию:

– Кому надлежало наблюдение за Никишиной, остаются на своих местах, ваше задание прежнее. Микроавтобус в вашем распоряжении. Снайпер ко мне в машину, остальные в сквер.

Фролов завел двигатель и выехал во двор. На углу дома к нему в машину сел Юрий Черкизов. Быстро сняв с сиденья подголовник, он отогнул верхний край чехла и вынул короткий карабин американского производства. Черкизов лично пристреливал карабин, поэтому освобождал его из чехла с большими предосторожностями, чтобы не сбить мушку и регулировку оптического прицела. Выстрелов должно быть минимум два. Профессионал, если он не скован мгновениями, никогда не удовольствуется одним выстрелом, а у Черкизова будут по крайней мере секунды.

Только теперь Фролов смог связаться с Ивановым.

Шеф службы безопасности, помолчав, согласился с его действиями и приказал не спускать глаз с площади.

Площадь была взята в кольцо переулками и проезжей частью; со стороны здания метро проходило Ленинградское шоссе. Фролов, остановив машину впритирку к бордюрному камню, внимательно осмотрел маленькие аллеи парка. Постникова и Малахова он увидел сразу. Малахов сидел на лавочке к нему спиной, а Постников находился ближе к киноконцертному залу «Варшава». Его поза напоминала позу профессионального боксера, отдыхающего после одиннадцатого раунда: пиджак недвусмысленно расстегнут, правая рука в любой момент готова нырнуть под него. Кроме этих двух, в сквере находилось еще десять-пятнадцать человек, в основном это были пожилые люди.

Фролов, чтобы не стоять на одном месте, медленно поехал вкруговую. У концертного зала он зарулил на небольшую площадку и развернулся. С минуту постояв, снова возобновил движение, прижимаясь к тротуару.

Время от времени он бросал взгляды в панорамное зеркало: Черкизов был готов к работе и выглядел абсолютно спокойно.

Юлька успела вовремя. Ольга Федоровна, открывая дверь, стояла с сумкой в руке.

Девушка стремительно ворвалась в квартиру и захлопнула за собой дверь.

Никишина отпустила сумку, и та с мягким стуком упала на пол. Прижав руки к груди, женщина выдавила:

– Вы… от него? – Она даже не назвала сына по имени.

Юлька кивнула. На глаза навернулись слезы, и она взяла Ольгу Федоровну за руку.

– Вы успокойтесь, – часто моргая, заговорила она. – Антон рядом, с ним все в порядке. Он ни в чем не виноват. Это правда.

Ольга Федоровна, запрокинув голову, беззвучно заплакала. Слез не было, она уже давно выплакала их. Неожиданно сильно схватив девушку за плечи, она прижала ее к себе.

«И вот мы обе стоим в прихожей и ревем», – сентиментально, по-книжному, подумала Юлька, гладя волосы незнакомой женщины. Хотя почему незнакомой? Это же мать Антона. Юлька готова была стоять так долго, прислушиваясь к частым ударам ее сердца, но не все дела еще были улажены.