Михаил Нестеров - Диверсанты из инкубатора

– Покаяние лучше оставить для исповеди.

– Или для следующего допроса.

Сангалло незаметно улыбнулся. К концу беседы подруга бросила дриблинговать. Она не сдалась, но уже готовит себя к этому. Она сильный человек, и для нее сломаться без борьбы, даже наигранной, непозволительно.

– Рука вас больше не беспокоит? – проявил он заботу.

– Пуля прошла навылет. – Дикарка все же не смогла сдержать гримасы от боли. – Но удар был сильный – пуля-то ружейная, меня чуть в воздухе не перевернуло. Видите, как распухла рука?

Сангалло облюбовал апартаменты в другом крыле, менее престижном, что ли. Реноме других, более роскошных помещений, которые некогда занимал Дарио Гардиан, было подпорчено смертью самого «квартиросъемщика».

Развязав галстук и бросив его на кровать, Сангалло вызвал к себе начальника охраны объекта.

– Принесите вещи, изъятые у арестованной. Все, кроме нижнего белья. Вряд ли оно меня заинтересует, – с долей брезгливости закончил полковник.

Он во второй раз осматривал уникальный пистолет, поражающий простотой конструкции, надежностью, безотказностью, бесшумностью и точностью стрельбы. Отложив его в сторону, он высыпал из полиэтиленового пакета бижутерию. Лишь разложив имитацию ювелирных изделий на покрывале и внимательно вглядевшись, Сангалло уловил хронологию. Вот этот медный штифт с одной головкой стал, возможно, первым украшением Тамиры. Дешевый, невзрачный. Место ему в шкатулке или в помойном ведре, однако она носит его, берет на боевую операцию. «Боевой раскрас» сказала она. Похоже на то.

Еще один штифт, кажется, из серебра. Нет ли в его головке сюрприза? Головка свободно вращалась вокруг штифта. Даже самый мелкий порошок (сейчас Сангалло думал о сильнодействующем яде) высыпался бы через зазоры, образованные штифтом и полой головкой украшения.

Следующая сережка. По виду – из золота. Прямоугольной формы, с египетским орнаментом. Стоп! Она же открывается. Полковник воспользовался самым тонким лезвием раскладного ножа и открыл крышку. Серьге больше подошло бы определение медальон, внутри него, как и положено, фотография. На снимке Сангалло узнал парня по имени Михаил Наймушин.

«Мы уединялись с моим парнем, часами ласкали друг друга, будто назавтра уже не переглянемся, не перемигнемся, а через неделю не трахнемся».

Во всяком случае, эти слова были откровенными. Сангалло понял, что начинает жалеть девушку. Но так не должно быть.

Он закрыл серьгу-медальон, сложил украшения в пластиковый пакет. Некоторое время смотрел на них. Пожалуй, подумал он, ему удастся быстрее расположить к себе Тамиру, если он чуть уступит ей.

Сангалло, неотрывно глядя на побрякушки, вдруг уловил, как это часто бывает, их движение, услышал голос Тамиры, совсем другой, рожденный мимолетным гипнозом: «Слушай, мне откровенно хреново без моих цацек». Она показывает продырявленный в нескольких местах и словно раздвоенный, как змеиный, язык. Поводит, будто изгрызенной молью, бровью, обводит пальцем вокруг соска. Дальше ее рука скользит к лобку. «Ты понимаешь, о чем я говорю».

Не без доли отвращения Сангалло прогнал видение.

Сотовый телефон. Фирмы «Сименс». Не самой последней серии. Он включил его, открыл меню входящих и исходящих звонков, сообщений. Пусто. Справочник – только один номер. Сангалло открыл его свойства и увидел, что он стоит на быстрой связи, ему присвоена клавиша номер 2. Больше ни в памяти телефона, ни в памяти SIM-карты никакой полезной информации. Про этот телефон можно было сказать, что он чист, и добавить: а его обладатель имеет исключительную память.

Сангалло открыл крышку, вынул аккумулятор. Вслед за ним – симку. Все, теперь над этим телефоном можно только ностальгировать. Полковник усмехнулся, подобрав другое определение: издевка. Телефон представлял собой пластилиновый ключ от металлического замка.

Он вызвал охранника, который дежурил у камеры утром.

– Ты разговаривал с арестованной?

– Нет.

– Она пыталась заговорить с тобой?

– Разве что языком тела и жестов.

– Объясни, что это значит. – Сангалло начал терять терпение.

– Она несколько раз раздевалась и делала вид, что занималась йогой.

– Ты что, йог, чтобы сделать такое заключение? – сощурился полковник. – Или эксперт в этой области?

– Я знаю пару асан.

– Что еще? Пару методов управления психикой и физиологией человека? По всему выходит, что все эти асаны и методы раненой женщины предназначались тебе. Час назад я заметил твоему напарнику, который не смог ответить, что делает арестованная: «Врежь «глазок». Выходит, ты приоткрывал дверь, подсматривал. А твоя подопечная, изнемогая в позе лотоса, была уверена, что ты достиг кульминации и превратился в писающего мальчика.

– Вы не правы, доктор.

– Обиду и прочие чувства запихни себе в задницу.

Сангалло вложил в пакет сотовый телефон – без батарейки, симки, даже без задней крышки – и бросил на край кровати.

– Отнеси арестованной. И если ты задашь вопрос мне, арестованной, случайному прохожему, блохам, которых ты тактично оставил за дверью, можешь считать себя уволенным. Выполняй приказ. Одну секунду. Ты войдешь к ней в камеру по моему сигналу. Держи рацию наготове. Если арестованная потребует что-то необычное, что хоть немного насторожит тебя, например, бульдозер для сноса зданий, немедленно свяжись со мной. Это все.

Сангалло не мог найти причину своей несдержанности. Но причина была рядом. Он вдруг пожалел о том, что не смог задержать Наймушина и Скобликова. Мог рассчитывать на успех, поскольку считал, что имеет опыт. Хорошо бы продолжить список, в котором уже значилось имя Вадима Левицкого.

Пальмиро поднялся на второй этаж, открыл окно в одной из гостевых комнат, выходящее на северное крыло. Вооружившись биноклем, он сразу увидел решетку на подвальном окне. Его удивила толщина прутков, из которых она была сварена. И Сангалло поначалу обеспокоился: сумеет ли он разглядеть хоть что-то сквозь решетку.

Хоть что-то. Он надеялся на эту малость.

Напрасные опасения, подумал он. Семикратное увеличение создало эффект, при котором выросшие в размерах прутья решетки визуально съели пространство между ними.

Пальмиро отчетливо разглядел часть пола, дверь целиком, даже край матраса. Хорошая видимость, но ракурс не позволял разглядеть девушку.

Полковник пожалел о том, что, имея возможность воспользоваться аппаратурой прослушивания и видеозаписи, не подготовил этого мероприятия. Сейчас мысленно оправдывался перед собой: Тамира поторопила его.

Ее игра понравилась Сангалло. Он мог назвать ее профессиональной, если бы сам не заведовал воображаемой кафедрой. Он видел в выпускнице профессиональные качества, видел огрехи и точно знал: она быстро адаптируется и впредь не допустит ни одной ошибки.