Виктор Доценко - Обратись к Бешеному

– А если нет?

– Если нет, то я верну вам те бабки, о которых говорил тебе. По рукам?

– Я должен перетереть со своими братанами.

– Слушай, Монгол, ты мне тюльку не гони! «Перетереть со своими братанами», – передразнил Бешеный.

Савелий почувствовал, что Толик-Монгол уже сдался, и даже «услышал» его мысли:

«Да Сиплый обкакается, услышав, что мы перешли дорогу ворам! Но с другой стороны, жалко терять такие бабки! Мы все обстряпали, пригнули забугорных, а тут приходят какие-то дяди на готовенькое, и здрасте вам, отдавай им половину… Не жирно ли будет?»

– Перетереть, – повторил Савелий. – С Сиплым, что ли? – презрительно ухмыльнулся он.

– А что ты против него имеешь?

– Сиплый уже года два лишних землю топчет, – процедил сквозь зубы Савелий. – Сколько косяков он запорол перед ворами! Ты спроси его, когда Сиплый в последний раз бабульки на общак отваливал?

«Вот сучара, а нам втирает, что постоянно делится с общаком!» – подумал Толик-Монгол. И Савелий «услышал» его мысли.

– Молчишь? – поморщился Бешеный. – И правильно делаешь. Только между нами… – он приставил палец к губам. – Сходка решила лишить его шапки вора. А это, как ты понимаешь, будет иметь тяжелые последствия для Сиплого… Смотри, чтобы эти последствия и тебя не коснулись. Короче, даю тебе пару часов на размышления, – он взглянул на часы. – Ровно в семнадцать позвоню, и не дай Бог телефон не будет работать или ты «не услышишь» моего звонка! Понял?

– Как не понять, – вздохнул Толик-Монгол.

А в его голове шла борьба мыслей: «Академики, мать их ети, говорил же мне один старый вор: никогда не имей дело с шушерой! Подставят и продадут! И на фига я согласился?.. Может, Бешеный просто пугает? Но как проверить? Не спросишь же в лоб…»

– Вот и хорошо, – кивнул Бешеный. – В семнадцать жди звонка…

– И что я должен сказать?

– Что вы согласны с нашим решением!

– А если мои партнеры откажутся? – повторил Толик-Монгол, желая услышать другой ответ.

– Ты снова за свое? Если твои братаны такие тупые, то будет война! – Бешеный деланно зевнул. – Так что донеси правильно мою мысль…

«Да, с ворами шутки плохи… – подумал Толик-Монгол. – Ну, Сиплый, сволочь, заварил кашу, теперь расхлебывай…»

– Я все понял, Бешеный, – уныло вздохнул он.

В этот момент Бешеный понял, что сегодня к вечеру у него будет о чем рассказать Богомолову и Майклу…

Пока Бешеному, всегда боровшемуся с теми, кто нарушает правосудие, в силу странных обстоятельств, пришлось встать на защиту интересов тех, против кого и были направлены все его устремления, в Нью-Йорке, в особняке Папы Джеферсона, собрались все те мафиози, которые были делегатами на конференций «садоводов-любителей» в Болгарии. То есть собрались именно те, с кем Бешеный боролся и кого сейчас вынужден защищать от своих криминальных соотечественников.

Каждый из западных мафиози уже был информирован своими посыльными об увиденном в Москве, а потому настроение у всех было подавленное.

– Ну, что скажете, коллеги? – спросил Папа Джеферсон, внимательным взглядом пройдясь по лицам своих криминальных гостей.

Все молчали: впервые на подобных сходках никто не хотел начинать первым. Тогда Папа Джеферсон вопросительно взглянул на Танаки Кобо, сидевшего, как и положено самураю, с прямой спиной. Его немигающий взгляд был направлен перед собой, как бы в никуда.

– Среди нас, здесь присутствующих, есть только один, кто лично побывал в Москве и все видел собственными глазами: это уважаемый коллега из Японии – Танаки Кобо, а потому, как мне думается, ему и нужно предоставить слово… Вы не возражаете, уважаемый господин Танаки?

Глава токийской Триады медленно поднял глаза на Папу Джеферсона и так долго смотрел на него, что Папа Джеферсон невольно заерзал на стуле, но ничего не сказал.

Танаки Кобо не спеша поднялся, еще сильнее выпрямил спину, поднял сжатые губы к носу и обвел взглядом присутствующих коллег. В этот момент он напоминал Муссолини, выступающего перед народом Италии.

– Коллеги, – тихо обратился к сидящим за столом Танаки Кобо, – я действительно был единственным из вас, кто все видел в Москве собственными глазами. Видел, с какой помпой нас встречали одни из самых влиятельных в России чиновников. Ощутил собственной шкурой, какой властью обладают те, кто навязал нам свое партнерство. Полиция, народ, силовые структуры – все завязаны с этими людьми. Конечно, можно набраться решимости и сказать «нет», но… Надеюсь, что никто из присутствующих не захочет обвинить меня в трусости после того, как я произнес «но»? – Танаки Кобо насупился и взглянул поочередно на каждого из сидящих за столом.

И тот, с кем он пересекался взглядом, тут же отрицательно качал головой, а Дон Альмадовар даже усилил свое отрицание рукой.

– Хорошо! – удовлетворенно кивнул японец. – Так вот, подытоживая свое выступление, продолжу излагать собственную мысль… но сначала пусть каждый задаст себе вопрос – лично я его задал самому себе, – стоят ли те затраты, которые от нас требуют русские, сотни жизней наших соратников?

Он еще раз обвел взглядом своих коллег, но никто из них не только не ответил, но даже не шелохнулся.

– Лично я себе ответил: не всякие деньги могут стоить жизни человека, тем более, если этим человеком является твой близкий друг или родственник, – торжественно провозгласил самурай. – Однако прошу заметить, что это только мое, личное, мнение, которое я никому не собираюсь навязывать. А потому говорю только как представитель Японии: мы будем делиться своими доходами с русскими, но оставляем за собой право – в любой момент, если сможем найти адекватный ответ, – отказаться от этого и нанести ответный удар! Спасибо за внимание! Я все сказал! – он опустился на стул и гордо выпрямил спину.

Вновь поднялся Папа Джеферсон. Он выглядел несколько растерянным и подавленным, впрочем, как и остальные его гости. Никто из них явно не ожидал услышать такое.

– Это было мнение нашего японского коллеги, – уныло констатировал Папа Джеферсон. – Может быть, кто-то хочет возразить? Есть у кого-то другое мнение? – он вновь обвел взглядом всех присутствующих.

И снова никто не откликнулся.

– Есть! – неожиданно прозвучал бодрый голос.

В наступившей гнетущей тишине этот голос показался таким громким, что многие за столом вздрогнули и, словно по команде, повернули головы туда, откуда донесся голос: в сторону входа.

У дверей стоял адвокат Папы Джеферсона Томми-Праведник и улыбался во весь рот, как это умеют только в Америке.

– Что у тебя, Томми-Праведник? – недовольно спросил Папа Джеферсон. – Ты что, не видишь, что я занят?