Михаил Нестеров - Скалолаз

Новак даже не представлял, как он сможет пройти ледопад. Но надо. Это работа. За это он получает деньги. Он беспомощно посмотрел на новые альпинистские ботинки, пытаясь, наверное, увидеть в них волшебные сапоги-скороходы. Усмехнулся: «Мне бы подошли валенки-неувязайки».

А Кроужек уже отдавал распоряжения, и люди таскали к лагерю тонкие сосны для наведения перил на опасных участках пути через ледопад.

Рано утром к Новаку подошел обеспокоенный Базилевич и протянул бинокль. Новак, прежде чем отрегулировать настройку диоптрий по глазам, спросил:

– Что?

– Гляньте на заснеженный карниз, шеф. Там я обнаружил нечто странное.

– Наших боссов имеешь в виду?

– Если бы так.

Новак посмотрел в бинокль и застыл в недоумении. Российского флага, равно как и палаток, не было. Он повел биноклем чуть в сторону и увидел группу людей, редкой цепочкой удалявшихся от ледопада.

Русские уходили, не оставляя за спиной никакого лагеря, ни единой связи.

– Я бы понял это, если бы они были из клуба самоубийц, – тихо произнес Новак.

Он передал бинокль помощнику и вернулся в лагерь с докладом.

Кроужек удивился. Но только слегка: ему безразличны русские, он стремится в горы, где на недосягаемой даже для ягнятников высоте он осушит бокал за свое здоровье.

– Уходят? – переспросил он шефа охраны и пожал плечами. – Мне плевать.

К ним подошел Петр Миклошко:

– Я предполагал это. Русские уходят. И уносят с собой флаг!

Погода резко ухудшилась. Ветер рвал легкую куртку на синтепоне, мороз через двое спортивных брюк жег ноги. Сергей обреченным взглядом смотрел на сугробы снега, они двигались подобно барханам в пустыне. Пустыня… Сергей не глядя поменял бы сейчас Гималаи на Сахару.

Сегодняшняя ночь больше походила на сумерки: кружила метелью где-то на пороге тьмы и света, давила на уши и ломотой отдавалась во всем теле.

Пока скалолаз шел снежным тоннелем, выбираясь к ледопаду, тот снова стал неприступным. Ночь – и горы снега; холод – и коварные трещины; он – и безысходность.

Он чувствовал себя умирающим волком, с тоской смотрел в небо и в любую секунду готов был вытолкнуть в ночь жуткий вопль.

Волк, попавший в капкан.

Но вот… Сергею показалось, что метель стихает, небо очищается от туч, а громадная луна, касаясь горных вершин, источает приятное тепло. И ноги начали отогреваться; он почувствовал жар от камней.

«Слава тебе, господи…»

Сергей улыбнулся и стал стягивать с себя куртку. Скорее, торопил он себя, а то можно запариться.

Жарко!..

Он провел ладонью по лбу, утирая крупные капли пота. Но лоб сухой, никаких горячих капель на нем. Сергея словно ударило током: он замерзает. Организм отдает тепло, и телу становится жарко. Чтобы жить, нужно двигаться. Но истома, накатившая на него, казалась такой сладостной, что он почувствовал умиротворение. Однако кто-то невидимый подстегивал его: беги, двигайся – иначе умрешь! И кто-то нежно шептал: ляг, разденься, отдохни, ведь ты устал. И шепот был сильней подстегивающего крика.

Рука все еще лежала на холодном лбу, и где-то в остывающем подсознании родился еще один голос, голос самого Сергея: «Мне холодно».

«Боже, как мне холодно…»

Сергей вырвался-таки из плена, не попадая одеревеневшими руками в рукава куртки. Он сделал шаг, два… Непослушные ноги, только что горевшие огнем, вдруг прострелило. Боль с хрустом отдалась в зубах. Он сделал еще несколько шагов. Стоп! Назад, за сумкой.

Пальцы упорно не хотели сгибаться. Альпинист просунул руку в лямки и понес сумку на изгибе руки. Нет, сумку он не бросит, она – его палатка, его спальный мешок.

Он кое-как доплелся до грота с сосульками. Ветер здесь не частый гость.

Курочкин остановился. Втянул руки из рукавов куртки вовнутрь и скрестил их на груди. Теперь бегать, прыгать, скакать – все что угодно, только не оставаться без движения.

Он носился по скользкому тоннелю, падал, вставал. Первыми начали отходить руки. Сергей продел их в рукава и внимательно осмотрел: обморожения вроде нет, но кожа дряблая, серая.

Он схватил пригоршню снега и стал растирать руки, беспрестанно притопывая на месте. Кожа на руках быстро покраснела, кровь забегала по жилам. Скалолаз прицелился на толстенную сосульку и ребром ладони сбил ее. Хорошо!

Так, а как там ноги? Ноги пока чужие.

Он снял с себя верхнее трико и разорвал пополам; разулся, растер до жжения ступни снегом, насухо вытер их рукавами куртки и обмотал половинками трико. Тепло, как в валенках.

Он поднял глаза вверх, где недоступный его зрению на ветру трепетал российский флаг.

Один Сергей, конечно, ничего не сможет сделать, но он костьми ляжет на пути вооруженной группировки. Ближе к полудню, когда тело окончательно согреется под солнцем, он снова пройдет ледопад и свяжется с непальскими властями. И пойдет вместе с военным отрядом в горы.

«Они не имеют права не взять меня, – забегал он вперед. – Я сам буду брать их». И еще раз повторил, теперь уже вслух и обращаясь к террористам:

– Я сам буду брать вас.

Сергей подпрыгнул и, крутнувшись, сбил ногой огромную сосульку. Долбанул еще одну. В ход пошли руки. Скалолаз крушил своими железными пальцами лед, вспоминая немецкие имена…

Он двигался всю ночь, отчаянно боролся с усталостью, сном и голодом. Как жутко ему хотелось есть! Иркины пельмени маячили перед глазами, а рядом плясал стакан с водкой. Вот два лекарства, за которые Сергей отдал бы… куртку.

Как только встало солнце, он вышел к подножью. Потрогал рукой огромный ноздреватый валун с более или менее ровной поверхностью – холодный. Но усталость брала свое. Сергей снял куртку, расстелил на камне, положил под голову сумку и лег. Дождался, когда солнечные лучи слегка пригреют его, и расслабился. Спине прохладно, но лицо уже жжет огнем. Здесь, на высоте более пяти тысяч метров, где господствуют контрасты температур, солнце в короткий срок может поднять кожу волдырем, превратить ее в лоскуты. Сергей вытряхнул все из сумки, под подушку приспособил мотки нейлонового шнура, а голову засунул в сумку. Несколько раз глубоко вздохнул – вентиляция хорошая – и… уснул.

Сколько там времени? Одиннадцать часов. Сергей потянулся. Спал мало, но силы восстановились, и бодрость на приемлемом уровне. Он соскочил с валуна и оглядел ухабистые просторы заснеженного ледопада.

В ста метрах от него, на узком каменистом гребне, сидели четверо. Скалолаз бревном повалился на снег, успев подумать: «Заметили или нет?» Хотя, по логике, должен бы броситься им навстречу с радостным криком. Но вчерашний кошмар все еще сидел внутри. И вот, почувствовав людей, гнетущее сновидение моментально выбралось наружу, веером выкладывая перед Сергеем фотографии узкой расщелины, мертвых глаз Мусафирова и Лукичева.