Александр Тамоников - Последний штурм

— Андрюша, очнулся?

— Очнулся, Ритуль!

— Слава богу! Я так боялась, что ты впадешь в кому.

— Где мы, Рита?

— В госпитале, недалеко от Москвы, а где конкретно, сама не знаю! Вечером Потапов сообщил, что тебя, раненного, доставили в Москву, и прислал машину. Генерал говорил – ничего страшного, но так всегда говорят, когда хотят успокоить! Приехала, а ты тут один в палате, без сознания. Врач объяснил – тяжелая контузия. Я к Потапову – что произошло? Он в ответ – такова наша работа, но ты, мол, скоро будешь в порядке. Я осталась. Да никто и не гнал меня.

— А какое сегодня число?

— 29 июня. Утро 29 июня.

— А как дочь?

— Ирина здесь. В соседней комнате спит. Я кормлю ее. Хорошо, молоко не пропало! Так перенервничала.

Сургин попытался улыбнуться:

— Теперь можешь успокоиться. Все будет в порядке, Потапов никогда не обманывает! Ритуль, налей воды, пить хочется.

— Да-да, конечно. Может, минералки? Есть бутылка «Нарзана».

— Все равно.

Кое-как, проливая минералку, Сургин утолил жажду. После чего жена покинула палату, чтобы почти сразу вернуться с начальником отделения госпиталя Службы полковником Ивашиным и молодой медсестрой, державшей в руках шприц с какой-то светлой жидкостью.

Ивашин нагнулся к Андрею, внимательно посмотрел в глаза майору, присел в кресло:

— Оклемался, гвардеец?

— Похоже на то, Валерий Георгиевич?

— Знаешь меня? Уже лечился в отделении?

— Нет, но вас знаю.

— Что в принципе неважно. Голова, говоришь, болит? Немудрено. Контузия тяжелая, но сейчас боль снимем! – Он повернулся к медсестре: – Наташа! Сделай укол!

Сестра повиновалась. Сургин почувствовал, как боль притупилась. Спросил у начальника отделения:

— С головой ясно, а вот как насчет всего остального?

Ивашин успокоил Сургина:

— Если не считать ссадин и ушибов, все остальное, как ты выразился, в порядке. Необходимо время и покой, ну и немного медицинской поддержки на первых порах. Организм у тебя крепкий, недели через две встанешь как ни в чем не бывало! А пока лежи, лучше спи! Супруге, думаю, в палате делать больше нечего, тем более у нее ребенок грудной.

Пришлось Рите подчиниться. Она наскоро попрощалась с Андреем и, поцеловав мужа, вышла из палаты. За ней последовала медсестра. Полковник тоже направился к выходу. Но на пороге остановился:

— Поспи еще, майор. Я сообщу Потапову, что ты пришел в сознание. Думаю, генерал сам заявится в восемь часов, если не раньше. А пока отдохни. Главное лечение для тебя – покой и сон. Ясно?

— Ясно, полковник.

— Если будет худо, на стене кнопка.

Ивашин вышел из палаты, Андрей остался один. Слушая шум неослабевающего ливня, незаметно уснул.

Проснулся Сургин с приходом Потапова.

— Ну, здравствуй, Андрюша! Здравствуй, дорогой!

Майор ответил:

— Здравия желаю, генерал.

— Говорить-то не тяжело?

— Нет. Скажите, Николай Викторович, как завершилась акция? Я не помню концовку.

Потапов поведал Андрею, что того контузило взрывом гранаты, которую успел метнуть один из бойцов эмирской гвардии.

— А как я оказался на атомоходе? Помню лишь, как ко мне метнулась какая-то тень.

— Это Павлов вернулся. Как объяснил потом, уже в море почувствовал тревогу и, отправив Карнаухова со спецами Семашина, вернулся. Как оказалось, очень даже кстати. Он и вынес тебя в бункер, облачил в водолазный костюм и втащил в воду. А там и сам Семашин подплыл с «Дельфином», ему сообщили, что ты остался в развалинах. Короче, таким вот образом ты и оказался на атомоходе. Ну а дальше, думаю, объяснять не надо. Уже двадцать восьмого числа, прямо с флагманского крейсера, тебя бросили сюда!

Андрей задумался. Генерал предвосхитил вопрос майора:

— О Гулаеве с Ризоевым спросить хочешь?

— Сначала о Талале.

Потапов ответил кратко:

— Ему ничего не грозит. Халиф вне подозрений.

— Это хорошо.

— Кто бы спорил. Наш человек!

— Гулаев нашелся?

— Нашелся! Он от Урус-Керта к Хаджимурадову в Грозный дернул. По пути раненого телохранителя добил. Встретившись с Азимом – а мы пасли пристанище последнего – Гулаев уже с Хаджимурадовым рванул из Чечни. Думали, в станице Егорьевской у Кадыра Озоева бандиты зависнут, ан нет, те двинулись дальше. Как думаешь, куда?

Сургин произнес:

— Мне думать вредно, но, скорее всего, Гулаев направился в Некрасовск.

Генерал улыбнулся:

— Чувствуется профессионал. Да, Гулаев с Хаджимурадовым направились в Некрасовск к Адаму Гардаеву, где вчера их спокойно, без шума и пыли, взяли ребята отряда «Гарпун».

— Это хорошо.

Потапов согласился:

— Хорошо. А вот Ризоев совершил непростительную ошибку.

— Что такое?

— Он вечером двадцать седьмого июня, прихватив с собой Мовлади Чароева и всю кассу администрации – а это немалые деньги, – бежал из Кунира. Как мы предполагаем, в Турцию. Но ловить его не будем. Это сделают либо Интерпол, либо сами бывшие спонсоры. Они вряд ли простят Висхану предательство и разыщут беглецов непременно. Хотя это уже их проблемы. Главное, что мы смогли не только вытащить Карнаухова из петли, но и нанесли такой удар по силам так называемого сопротивления, что теперь они надолго, если не навсегда, забудут о своем джихаде. Действия спецназа высоко оценены Верховным. Но об этом потом. Мне пора, а то Ивашин выгонит. Тебе ребята Семашина огромный привет передавали. Выздоравливай! Я пошел! Всем, что необходимо, тебя обеспечат.

— И даже отпуском после выписки?

Генерал улыбнулся:

— Причем полноценным, в сорок пять суток. Назовем его реабилитационным. Доволен?

— Еще бы. Теперь я буду очень стараться, чтобы быстрее встать на ноги.

— Не переусердствуй!

— Не волнуйтесь.

— Ну, до связи, Сургин!

— До свидания, генерал! Отбой!