Ивар Рави - Зеноби

Мне снился век этак четырнадцатый. Меня захватили китайцы за контрабанду пороха и, посадив в бочку, били по ней молотками. Но это был не сон, это был просто стук в дверь, стук тихий, несильный, но назойливый. Еще практически не проснувшись, я дошагал до входа: румбой как раз поднял руку, чтобы произвести очередную серию постукиваний, когда я рывком открыл дверь и попытался сфокусировать зрение. Первое, что я увидел, был поднос, на котором стоял стакан со свежевыжатым апельсиновым соком. Он покачнулся и грохнулся о пол, обдавая мое тело желтыми брызгами.

— Sorry, — сдавленно произнес румбой.

Я поднял на него глаза: цвет его лица стал буро-красным, зрачки расширились. Повторно сказав «sorry» каким-то неестественным голосом, румбой быстро развернулся и засеменил, не оглядываясь, в сторону лифта.

«Вот долбоеб, — пронеслось у меня в голове, — голого мужика, что ли, не видел? Или его мой размер так впечатлил», — усмехнулся я мысленно, закрывая дверь и левой рукой касаясь предмета своей гордости…

Стоп!!! Левая рука не ощутила того, что должна была ощутить, и отработанное движение закончилось в низу живота в чем-то подозрительно мягком. Медленно опуская взгляд, я наткнулся на полушария грудей, красовавшихся на моем теле. Ярко-коричневые соски горделиво смотрели на мир, как боеголовки ядерных ракет, а на месте мужского достоинства красовалась лишь поросль темно-каштановых волос.

— Блядь, все-таки сон! — облегченно рассмеялся я и закашлялся. Это был не мой смех. Точнее, смеялся я, но каким-то не своим голосом. Тембр был женским, новым для моего уха, но приятным, чарующим.

— Надо проснуться, это уже не смешно! Как же проснуться? Надо рвануться из оков видения, преодолевая его гипнотическое воздействие! Надо просто захотеть, у меня так бывало, я мог выбраться из собственного кошмара усилием воли! Стоп. Если это сон, почему я все вижу в цвете?! Я ведь не шизофреник! Это только шизофреники видят сны цветными!

Я рванулся к зеркалу, которое украшало огромный шкаф-купе: из него — или из сна — на меня таращилась двадцатилетняя девушка. Достаточно высокая, с очень неплохой формой груди, с каштановыми волосами до плеч, голубоглазая, с чувственными губами. Живот плоский, не тренированный в кубиках, просто плоский, без всяких кармашек. Бедра широкие, ноги стройные, длинные. Красивые такие ноги. Тут меня реально ошпарило: надо просыпаться или мне каюк.

Часть моего подсознания подсказывала, что это не сон, что он не бывает настолько детальным, но голос разума вопил, что и явью это быть не может! Нельзя заснуть двадцатишестилетним парнем, а проснуться двадцатилетней девушкой! Нельзя. Так не бывает!!!

Моя пачка сигарет лежала на тумбочке у кровати. Ну, хоть что-то знакомое в этой жизни! Я выбил одну из пачки, щелкнул зажигалкой и затянулся. Мой организм отозвался надсадным кашлем. Здрасьте, приехали. А где кайф? Где аромат? Воняло горелыми листьями. Такой запах бывает, когда дворники поздней осенью жгут листву. Откашлявшись, я дотронулся до тлеющей сигареты: палец пронзила боль и я рефлекторно сунул его в рот. Стоп! А вот этого я раньше не делал никогда! Никогда, ни при какой боли или ожоге, никогда я не совал палец в рот!

«Думай, Александр, — мысленно приказал я себе, — Думай! Ты либо в коме, либо под наркотиками, либо… Либо ты реально стал бабой».

Я не попадал в аварию, в меня не стреляли, наркотиками я не баловался. Я отчетливо помню, как вчера принял душ, вон, одежда до сих пор раскидана по комнате по пути в душ. Мужская одежда, между прочим. Вот полотенце, которым я вытирался, а после швырнул в кресло. Мои вещи в шкафу, телефон на зарядке, чемодан на месте. Нет только меня!!!

Трясущимися руками я открыл свой паспорт: все верно, Светлых Александр Николаевич, 1992 г. р. С фотографии на меня смотрело такое удивительно знакомое, родное лицо. Вот это я, а не эта баба, у которой даже никакого члена нет. Верните мне его обратно немедленно! И член, и лицо! И тело тоже не помешает!

Стук в дверь прервал мои лихорадочные мысли. Я вздрогнул, как пойманный на месте преступления. Окинув взглядом комнату, не нашел ничего подходящего из одежды. Стянул с кровати простыню и закутался в нее, как в парной. Помня свою ошибку, осторожно приоткрыл дверь.

Мой давешний оконфузившийся румбой вновь прибыл с подносом, сияя как начищенный ботинок. На подносе стояло два стакана с соком и лежала роза. Честное слово, это была очень красивая роза. Наверное, каждая девушка мечтает получить такую к завтраку.

— Я приношу свои извинения за неосторожность, мисс. Отель в качестве извинения преподносит вам этот маленький комплимент, — произнес румбой, имени которого я не помнил. — Мы не знали, что у господина Алекса есть гостья, еще раз прощу прощения.

С этими словами румбой, немного склонив голову, протянул мне поднос. Мне пришлось шире приоткрыть дверь, чтобы принять его, а проклятая простыня, которую я не успел нормально завязать, начала предательски сползать с меня. Но на этот раз румбой не растерялся: как только я сделал шаг назад, он захлопнул дверь, и в этот момент простыня окончательно упала.

Я поставил поднос на столик. Глотнул сока, покосился на розу.

Итак, что мы имеем? Все мои вещи на месте, в зеркало вижу девушку, бесспорно, хорошо сложенную и симпатичную, но девушку. Надо будет позже детально себя рассмотреть, не каждый день получаешь новое тело. Стать на несколько лет моложе — хороший бонус, если бы это не изменило пол, но что имеем, то и эксплуатируем. Румбой принял меня за гостью Александра. Какого именно типа гостью, понятно без слов. Так, надо успокоиться, истерить нельзя, всему должно быть логическое объяснение!

Мама! Надо позвонить маме. Внешность и голос может обмануть кого угодно, но только не мать. Беру айфон, набираю номер. Долго идут гудки, наконец слышу родное:

— Сынок, как ты, как твой отдых?

— Мама, — прошептал я, боясь говорить громко или вообще сорваться. Стараюсь придать голосу мужской тембр. Но обмануть маму, даже на расстоянии, было нереально.

— Да, Сашка, что с твоим голосом? Или ты дурачишься? Напился? Разыграть решил чуть свет?

В ее тоне слышалась тревога. Как бы не принялась обзванивать всех, прося узнать, что со мной.

— Мама, я не дурачусь! Мама, я хотел услышать твой голос! — теперь уже окончательно сглупил я, забыв, что женский голос ее скорее напугает, чем успокоит.

— Девушка, я не знаю, кто вы, но прошу вас, отдайте трубку моему сыну, — в голосе мамы слышался металл.

— Он не может подойти, он в душе, — брякнул я. А что мне еще оставалось делать? Пытаться объяснить матери, что ее сын стал девушкой? Да какая мать в такое поверит?

— Я передам ему, чтобы он вам перезвонил, — торопливо закончил я, пока мама не продолжила расспросы, и нажал на кнопку отбоя, понимая, что этим звонком скорее создал дополнительную проблему, чем внес ясность.