Андрей Воронин - Комбат. Вначале было слово

— Сам вижу! А че делать?

Этот вопрос Локоть задал самому себе, поскольку ждать путной мысли от Абрама не приходилось. Он забрал фонарик и торопливо вышел из пещеры.

За оврагом высился громадный лес. Да, теперь, когда в нем прятался человек, лес казался громадным. Локоть отбросил всякие мысли о поисках. Вершинину они найдут только случайно, а время потеряют. Локоть представил, как Цыпа зло спросит у него: «Где же вы столько шлялись? За это время девчонка могла оказаться в Москве».

Он повернулся к Абраму:

— Беги в лагерь, доложи хозяину о случившемся.

Абрам, хоть и дурак дураком, становился умеренно догадлив, когда речь шла о шкурных интересах.

— Зачем бежать? Придем вместе, — возразил он, желая, чтобы гнев Марципанова обрушился на них обоих, а не на его одного.

— Сейчас дорога каждая минута. Зуб даю, девчонка намылится смыться с острова. Ее надо перехватить. Если она уплывет, Цыпа нас в асфальт закатает.

Несмотря на отсутствие асфальта в радиусе нескольких километров, этот довод убедил Абрама, и он стремглав бросился к лагерю. Там царила какая-то подозрительно мрачная атмосфера. Марципанов находился в своем доме. Хозяин был угрюм и казался немного растерянным.

— Где девчонка? — равнодушно спросил он, увидев Абрама.

— Нету ее, — опустил голову боевик.

— Сам вижу, что нету. Где вы ее оставили? Ведите сюда.

— Ее вообще нету, — собравшись с духом, ответил Абрам.

— Не понял?!

— Когда мы пришли в пещеру, там было пусто. Только валялись скотч и веревка.

— Придурки, бездельники, ничтожества! — взорвался Марципанов, когда уяснил смысл сказанного. — Вам нельзя поручить даже самую элементарную работу! У вас была уйма времени, а вы даже не смогли связать девчонку по-человечески!

— Она была связана очень надежно, — возразил Локоть, заходя в дом. — Я вот, пока шел, прикинул. Девчонка не могла сама освободиться, ей кто-то помог.

— И кто, добрый Дедушка Мороз? — язвительно спросил Игорь Леонидович.

— Есть варианты, — уклончиво ответил Локоть.

— Ладно, с вами я потом разберусь, — пообещал Марципанов. — А сейчас быстро позовите ко мне Клима.

Игорь Леонидович, как и Локоть, сразу понял, насколько важно немедленно принять меры. Время играло на беглянку. Если она сумеет перебраться на берег озера, возможны любые последствия. Как только Клим ступил на порог, Марципанов сказал ему:

— Запаситесь горючим и быстро на причал. Надеюсь, Локоть, у тебя болит только нога, а руки и голова в порядке. Садись в катер, будешь патрулировать озеро. Заметишь девчонку — усадишь ее в катер и отвезешь на остров. Только осторожно, не спускай с нее глаз и держи ствол наготове. Барышня шустрой оказалась. А мы займемся островом. Но попозже. Сейчас начинаем представление. Как говорили футбольные комментаторы, матч состоится в любую погоду.

Муза утаила свой разговор с Марципановым. Весь вечер она просидела рядом с любовницей, утешая ее, как могла. Юрьева, искоса посматривая на воркующую парочку, едва сдерживала слезы. По своей природе она испытывала отвращение к лесбийским отношениям, но сейчас не могла не признать, что такие возвышенные чувства, нежность и готовность на все ради партнера редко встречаются среди обычных гетеросексуальных пар. Червякова ласково обнимала многоборку, осыпала поцелуями, бережно гладила по густым волосам. Наверное, культуристке хотелось заняться сексом. Ведь она понимала, что другого раза у них уже не будет. Но она даже словом не обмолвилась о своем желании. Не до секса сейчас ее обреченной на смерть любовнице.

Подруги остались вместе, даже когда выключили свет. Они вели себя тихо, никому не мешая. Поэтому Юрьева быстро заснула. Разбудили ее странные звуки. Светлана открыла глаза, осмотрелась, и тут раздался исполненный безграничной муки отчаянный крик. Затем крик перешел в надрывные рыдания:

— Радость моя, счастье мое, ну зачем ты поспешила, у нас еще был шанс!

Девушка узнала голос Червяковой. Она встала и подошла к углу комнаты. Там, за ширмой, на скрученной жгутом простыне висела пятиборка. Светлана не заметила, как рядом с ней оказались все спортсменки. Муза повернула к ним искаженное мукой лицо:

— Мы с ней были до утра. Потом я задремала и вдруг почувствовала сквозь сон странную возню. Я вскочила, но уже было поздно.

За спиной самоубийцы девушки увидели лист бумаги. На нем было выведено крупными буквами: «Простите меня! Я понимаю, что поступаю гадко и сегодня вместо меня погибнет другой человек. Но знали бы вы, как я страшусь выходить на арену!»

— Цыпа, сволочь, я убью тебя, мерзавца! — закричала Червякова, расталкивая сгрудившихся спортсменок.

Стульев или табуреток девушкам не полагалось, ели они, сидя на кроватях. Массивные тумбочки были крепко привинчены к стене. То есть сделали все, чтобы спортсменки не использовали какой-нибудь предмет мебели в качестве ударного оружия. Муза в приступе отчаяния подняла тяжеленную кровать и, словно тараном, ударила ею по окну. Раздался звон стекла; покосившись, заскрежетали ставни. Культуристка еще раз приложилась от души. Одна из ставен, не выдержав ее напора, соскочила с петель, но продолжала висеть, удерживаясь благодаря запору на второй, изрядно покосившейся ставне. Муза с грохотом уронила кровать на пол.

— А-а-а-а! — протяжно завопила она, хватаясь за обвисшую ставню и дергая ее изо всех сил.

Наконец, опомнившись, прибежали двое охранников. Червякова оставила ставню в покое, выскользнула из дома через образовавшуюся брешь и кинулась на боевиков. Те опешили от безумной ярости женщины. Культуристка вцепилась ближайшему из боевиков в горло. Тот ударил ее по лицу, затем попытался освободиться от мертвой хватки. Бесполезно! Исступление умножило и без того немалые силы Червяковой, молодой парень жалко трепыхался в ее мускулистых руках. Быть бы первой жертве среди боевиков, однако напарник пострадавшего, опомнившись, резко ударил Музу ребром ладони. Культуристка вздрогнула, ее хватка ослабла. Второй удар опрокинул Червякову на землю. Тут, словно дождавшись этого момента, из-за дома нарисовался Марципанов.

— Что тут происходит? — требовательно спросил он.

— Сами не знаем. Вот она, — боевик указал на лежащую культуристку, — выбралась из дома, бросилась на нас, чуть Демьяна не задушила.

— Понятно, из-за своей любовницы мозгами тронулась. Той ведь сегодня драться.

— Не будет она сегодня драться, — высунувшись из окна, сказала Юрьева.

— Будет как миленькая! — надменно бросил Марципанов.

— Вряд ли. Мертвые не дерутся!

— Что?! — вскричал Игорь Леонидович.

Он подозвал Клима с Конаном и под их надежной защитой вошел в дом. Осмотрев покойницу, Марципанов вместо эпитафии цинично заявил: