Андрей Воронин - Слепой. Не брать живым

— Да я же вам говорю, — вступил в разговор Пеночкин, — не журналистка она, экскурсовод. Котов — журналист. У него и искать надо!

— И у Котова пусть поищут, — сказал Шрэк, а потом добавил: — Но у Котова поосторожней. Чтобы не догадались, чего там менты шарят. А то крику будет!

— Да ясен перец, — кивнул Радов. — Они под видом того, что улики на убийц ищут, заберут все записи. Это же не братки придут, а милиция, милиции наши люди доверяют!

— Ну, ты, братков не трожь! — дернулся Шрэк.

— Да никто твоих братков не трогает, — попытался успокоить его Радов.

— То-то же, — вполне миролюбиво бросил Шрэк и, похлопав Радова по плечу, заметил: — Ну что, давай звони своим мусорам. Пусть шмон на хате у пацана этого и девки делают. И мне на дачу все волокут! У меня там спецы есть. Быстро разберутся.

— Да, но где ее, эту Семечкину, искать теперь? — спросил Глухов. — Она же, если из больницы сбежала, таких делов натворить может! Шрэк, ты ее где, у себя на даче держал?

— Ну? — набычился Шрэк.

— Баранки гну! Она же, может, дорогу запомнила! И если с ней действительно этот московский агент, она его на тебя, Шрэк, выведет.

— Да ни фига она не запомнила! — нервно дернулся Шрэк и добавил: — Я так думаю.

— Индюк тоже думал, да в суп попал! — сказал Глухов, даже не улыбнувшись.

— Я не индюк! — обиделся Шрэк.

— Слушай, Шрэк, не до обид сейчас! — покачал головой Глухов, думая о чем-то своем.

Радов, переговорив с кем-то из милицейского начальства по телефону, сказал:

— Все будет сделано по высшему разряду!

— А девчонку где искать? — продолжал волноваться Глухов.

— Сейчас что-нибудь придумаем… — пробормотал Радов и спросил у Пеночкина: — Так она что, эта Семечкина, экскурсии по городу водила?

— Ну да, — кивнул Пеночкин.

— Ладно. Тогда звоним ее начальнику, — сказал Радов и набрал чей-то номер.

Все, кто был в комнате, притихли так, что стало слышно и как потрескивают дрова в камине, и то, что отвечали Радову по телефону.

— Это Ростислав Павлович? Мирский? — сказал Радов, услышав недовольное «Але!».

— Да, — настороженно ответил мужчина.

Ростислав Павлович Мирский привык, что Радов, если каким-то загулявшим гостям Нижнего вдруг взбредет в голову совершить экскурсию по ночному городу, может поднять его даже с постели. Но в этот раз по тону он, очевидно, понял, что дело не в экскурсии.

— Скажи, у вас служит такая Алина Семечкина? — продолжал Радов.

— Ну да… — сказал Мирский.

— Ас кем она дружит?

— А зачем вам, господин Радов, знать, с кем дружат мои сотрудники? — резко спросил Мирский.

— А зачем налоговой знать, что кое-кто домик себе в три этажа отбабахал в природоохранной зоне? — вопросом на вопрос ответил Радов.

— Да тише вы… — пошел на попятную Мирский. — Сейчас вспомню…

— Вот то-то же, — похвалил его Радов.

— Она… Кажется, с Татьяной Швед… Ну да, они и подменяют друг друга часто. У Татьяны ребенок, сын. Часто болеет. А Семечкина — человек ответственный. Всегда подменит… — начал Мирский.

— Адрес! — прервал его Радов.

— Чей адрес? — уточнил Мирский.

— Татьяны этой! Швед, — ответил Радов, не скрывая удовлетворения.

— Завтра будет, — сказал Мирский.

— Не завтра, а сегодня! — строго произнес Радов. — Срочно!

— Но дома же у меня ее адреса нет. Это на фирму ехать нужно. А уже ночь на дворе! — начал отнекиваться Мирский.

— Езжай на фирму. Или охраннику перезвони. Но чтобы через пять минут у нас был ее адрес! — наступал Радов.

— Ладно, сейчас попробую! — согласился Мирский. — Перезвоните мне через десять минут…

— Не мы тебе, а ты нам перезвонишь. Через пять минут! Слышь, через пять минут! — сказал Радов.

Но едва он отключился, как ему позвонила его приятельница, врач.

— Привет, — сказала она, — тут такое дело… Мы договаривались, что ты ко мне сегодня приедешь, а тут мне моя одна знакомая позвонила и попросила подругу ее посмотреть. Вроде как избили ее или что… Не мог бы меня к ней подбросить? А то я в такси ночью одна боюсь ехать…

— Подожди, что за знакомая? — напрягся Радов.

— Да ты ее не знаешь. Таня Швед, экскурсоводом работает…

— Кто? Как ты сказала?! — не поверил своим ушам Радов.

— Таня Швед… — повторила женщина. — Так ты едешь?!

Глухов и Шрэк, которые внимательно прислушивались к разговору, дружно закивали головами.

— Да, сейчас еду! — бросил Радов и отключился.

— Бери моего шофера, — сказал Глухов.

— Что значит «бери»?! — взвился Шрэк. — Мы все туда едем!

— Я думаю, не стоит… — покачал головой Радов, который отлично понимал, что, если его знакомая «засветится» перед Шрэком, ее попросту потом могут убрать, как ненужного свидетеля.

— Да, лучше пока что не поднимать шума, — кивнул Глухов, — чтобы не спугнуть. И потом, ведь там может оказаться и этот засланный агент…

— Да что вы все так его боитесь! — раздраженно выкрикнул Шрэк.

— Да не боимся мы… Лучше просто сначала все разузнать. Разведать. Ночью, да еще больная, эта Семечкина, если там действительно Семечкина, никуда от нас не убежит…

— Ладно, только смотри, хоть теперь ее не упусти! — сказал Шрэк.

— Чья бы корова мычала… — начал Глухов.

Но Шрэк грубо его прервал:

— Заткнись!

Радов лишь покачал головой и, дождавшись, пока Глухов вызовет шофера, оделся и пошел на улицу.

Сиверов понимал, что оставлять Алину Семечкину у подруги более чем рискованно, и решил утром, вырвавшись хотя бы на несколько часов, отвезти ее, а может, и ее подругу в какую-нибудь деревню. Но, когда он проснулся, Миха был уже на ногах и с ходу его озадачил:

— Мы сейчас завтракаем и на экскурсию.

— На какую экскурсию? — не понял Глеб.

— На какую, на какую, по городу! Уже и автобус подогнали. Специально для москвичей. Лучшего экскурсовода дают! А после обеда — открытие съезда. Вот нам уже и майки принесли, — гордо сказал Миха, натягивая черную майку с тремя черепами с надписью «V-RA» в эмблеме, по форме напоминающей комсомольский значок, и ниже — надписью шрифтом поменьше на всю грудь.

Глеб тоже взял майку и первым делом прочитал, что там написано.

Сзади красовалась крылатая семерка и надпись «Седьмой съезд RA». А впереди: «Самое дорогое у байкера — это жизнь. Она дается ему один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно стыдно за прошедшие пешком годы, чтобы не жег позор за подленькое и мелочное прошлое и чтобы, умирая, мог сказать: вся жизнь и все силы отданы самому главному в мире — борьбе за полный кайф и беспечную езду. И следи за самочувствием и дорогой. Ведь нелепая болезнь или перебегающая дорогу бабушка могут прервать твою жизнь» (Типа Н. Островский).

— Может, я к вам после обеда присоединюсь, — сказал он, позевывая. — Устал что-то я, выспаться хочется.