Андрей Воронин - Комбат. Между мертвыми и живыми

— Ну и ничего. На первый взгляд — самоубийство. Но доктор говорит — что-то не так. Вроде бы странгуляционная борозда не совсем укладывается в версию. Надо подробнее смотреть. А вообще теперь проблем, как ни крути, не оберешься. Даже не внешних. Ты, вообще, давно тут живешь?

— Пятый день, — ответил Комбат.

— Понятно. Тогда, конечно, ты не в курсе. Тут последний месяц смертность высокая.

— В гостинице?

— Ага. Персонал мрет как мухи. Вот, четвертый труп.

— Ни хрена себе! И что с ними?

— Ну, строго говоря, все укладывается в понятие «несчастный случай». Или самоубийство. Сначала охранника током убило — пьяным на кой-то леший полез в распределительный щит. Потом столяр на машине разбился, потом на кухне посудомойка выпила случайно средство от тараканов. Теперь этот хмырь повесился.

Рублев покачал головой.

— Да уж, весело! Теперь понятно, что за мистикой тут развлекаются.

Оперуполномоченный посмотрел на Комбата.

— А что за мистика?

— А ты что, не слышал? Какой-то Черный Матрос.

Крохин почесал нос.

— Ах, ты про это? Ну так про Черного Матроса только ленивый не слышал! История известная. В восемнадцатом году из порта вышел пароход в Одессу. И далеко не ушел — какая-то мразь подложила бомбу в трюм. Разворотило полднища, корабль утонул вон там, — опер показал пальцем в сторону моря.

Как прикинул Рублев, участок, на котором утонул пароход, находился в полукилометре от берега.

— Практически никто не спасся, — продолжил Крохин. — А на том пароходе везли батальон революционных матросов с Балтики. Так тела этих парней еще две недели к берегу прибивало. Им потом братскую могилу сделали — аккурат вот здесь. Ну а сразу после войны было решено построить здесь гостиницу. Ну могилку-то и сковырнули незаметно.

— О как. И теперь, значит, люди уверены, что матросы мстят?

Оперуполномоченный покачал головой.

— Не матросы. Один матрос. Там, по легенде, был такой страшный сибиряк, он этой ротой командовал. Если верить сказкам, то он однажды бился с пулеметом в одиночку против полка. И, что характерно, победил. В смысле — заставил отступить. Вот, а потом, после смерти, он тоже не мог простить обидчикам такого обращения с прахом боевых товарищей.

— И что, тут с самого начала чертовщина творилась?

— Нет, только месяц назад началась, — пожал плечами оперуполномоченный.

— Но под нее, конечно же, списали все нехорошее, что происходило в гостинице в последние несколько десятилетий? — предположил Рублев.

— В общем, что-то вроде того, — подтвердил опер.

— Понятно. Ну а что ты думаешь?

— Я думаю, что здесь что-то неправильно, — ответил Крохин, доставая из пачки новую сигарету. — Совсем неправильно. Ну, не зацикливаясь на каком-то там потустороннем матросе, конечно.

— Да, матросы тут явно ни при чем, — засмеялся Рублев.

Из гостиницы вынесли носилки, накрытые серой простыней. Из-под нее свешивалась рука мертвого — она безвольно болталась, как будто махая на прощанье этому миру.

— Вот и радуйся теперь этой путевке, — вздохнул Комбат.

— Да радуйся, чего уж там! Среди постояльцев — ни одной жертвы, — сказал Крохин.

— Спасибо, утешил, — покачал головой Комбат.

— Я старался. По долгу службы, — рассмеялся Крохин. — Ну, ладно, Борис! Всего тебе.

— И тебе. Может, при нормальных обстоятельствах свидимся, — ответил Рублев.

— Как знать, как знать.

Опергруппа, «скорая» и труповозка уехали. На крыльцо высыпал немногочисленный персонал, присутствовавший вечером на работе. Они смотрели вслед машинам и напряженно перешептывались.

Распахнулись входные двери — их открыли по-молодецки, или, как пишут во всяких былинах, «на пяту». В стуке и дребезжании стекла на крыльце воздвигся моложавый высокий дядька с лысиной, на которую были начесаны несколько жиденьких прядок.

— Ну! Что собрались?! — сипло выкрикнул он. — Работать идите!

Люди быстренько забежали внутрь. Дядька посмотрел на спокойно стоящего Рублева, прищурился и крикнул еще громче:

— А я что, не для тебя сказал? Марш работать!

— Я здесь не работаю, — спокойно ответил Рублев.

— В смысле? — опешил дядька.

— В прямом. Я здесь отдыхаю.

Дядька раскрыл рот, хватанул воздуха. И сказал уже совсем другим, извиняющимся и робким голосом:

— Вы не обижайтесь только. Я директор гостиницы. Сами понимаете, стресс нешуточный, уже ведь не первый это случай.

— Да ничего, я прекрасно понимаю, — ответил Борис.

Директор вымученно улыбнулся и протянул руку:

— Аркадий Леонидович.

— Борис Иванович, — ответил Комбат.

— Вы, если что-то понадобится или что не так — немедленно заходите. Все решим в наилучшем виде, — пробормотал директор, сообразил, что мелет чушь, совсем не соответствующую рангу, торопливо попрощался и засеменил к своей машине.

Комбат хмыкнул, глядя ему вслед. Вот что делает с людьми стресс! Бедняга и сам не понимает небось, на каком свете находится.

Рублев вернулся в холл. Там он увидел иностранца. Тот, ведя себя куда тише, чем раньше, оформлял документы на заселение. Ничего, крепкие нервы у «заморского гостя». Другой на его месте собрался бы и дунул отсюда куда подальше. Благо основной наплыв отдыхающих уже закончился и со свободными местами в гостиницах куда проще.

— Вам, может, кофе принести? — окликнула Бориса из-за стойки администраторша. — А то переволновались!

— Нет, спасибо. Я на ночь кофе не пью, — ответил Рублев. — Скоро уже ложиться буду. Посмотрю немножко телевизор — и спать.

В принципе, так он и собирался сделать. Прийти, врубить какой-нибудь непритязательный кабельный канал с фильмами, посмотреть, не вникая, — и все. И завтра проснуться уже в другом настроении.

Он жил на самом верху — на четвертом этаже. Двухкомнатный номер-люкс, все удобства. Так получалось в соответствии с путевкой. Тогда Комбат еще удивился — вот ведь щедрость. Теперь думал, что организация, затеявшая этот неожиданный розыгрыш, просто решила крепко сэкономить деньги, забронировав ему люкс именно здесь, в «Арбате».

Гостиница была уже, прямо скажем, не первой молодости и свежести. И как ни старались работники привести ее в божеский вид, большая часть их усилий пропала даром — заведение потихоньку приходило в упадочное состояние. Что-то не клеилось здесь, что-то не давало развиваться в нужную сторону.

Вот и люксы тоже. Обстановка громоздкая, мебель помпезная, с претензией. Но при том старая, некрасивая, давно нуждающаяся в обновлении. По чести говоря, ее даже перетяжка уже не могла облагородить.

Или вот, к примеру, обои. Шелкография — оно всегда красиво. Но отечественная шелкография, как ни крути, здорово отличается от зарубежной. И отнюдь не в лучшую сторону. Так вот, обои в люксе были отечественными. Ну и ладно бы только их качество подвело. Так нет же, как назло, у дизайнера, оформлявшего этот люкс, максимум, что было по части профессионального оформления, — это курсы художников-оформителей. Высокие потолки, под три метра — а на обоях вертикальные полосы. Это, как говорится, обнять и плакать. Кажется, что комнаты — это поставленные на попа спичечные коробки.