Андрей Воронин - Комбат. Краткий миг покоя

В январе Шелепин пригласил Осипова на беседу. Григорий нутром почуял, что разговор пойдет о серьезном деле. Он прибыл сразу же, насколько это возможно в таком городе, как Москва, с его пробками и ментами.

— Здравствуй, Григорий. Садись.

Осипов посмотрел на Шелепина, собираясь выдать свое традиционное «Сесть я всегда успею!». И увидел, что шутку придется отложить — в водянистых глазах босса присутствовало то странное выражение, которое не имело описания или определения и которое появлялось только тогда, когда на уме у Эдуарда Иннокентьевича было что-то важное.

Осипов молча сел.

— Я кофе заказал нам обоим. Самому не помешает, а ты составишь компанию.

Григорий развел руками. Что еще ему оставалось?

— Ты новость слышал? — спросил Шелепин.

— Смотря какую, — развел руками Осипов. — Целый выпуск с утра.

— Эту новость по телевизору не показывали. Пока, во всяком случае. Может, и покажут.

— Что произошло?

Шелепин цыкнул зубом, выдержал паузу для нагнетания драматизма и сказал:

— Горчакова убили.

Григорию потребовалось несколько секунд, чтобы осознать, о ком речь. И только потом дошло. Виктор Горчаков был одним из самых заметных и значимых «подопечных» известного криминального авторитета Юрия Романова.

Романов не был вором старой закалки, он вышел из поколения, ступившего на криминальную стезю в девяностых годах и старавшегося обойтись без непосредственного участия в познании «зоновской романтики». Романов официально владел сетью магазинов фотографических принадлежностей, а неофициально продавал свою охрану и покровительство предпринимателям рангом пониже.

В этом деле был интересный нюанс. Обычно такая продажа «охраны» очень мало чего стоит. Грубо говоря, устроить тебе неприятности все равно могут. Разница только в том, что после этого твой «охранничек» поедет перетирать по понятиям с тем, кто это сделал. И может быть, начистит тому рожу. Но ремонт и лечение все равно за твой счет.

— Кажется, теперь в Москве будет намного интереснее, — усмехнулся Осипов.

— И не говори! На почве этого веселья менты уже сейчас начинают разворачивать крупную превентивную операцию. По всей видимости, будут закрывать всех, кто в потенциале может организовать лишний материал для криминальных хроник по ящику.

— А можно узнать, мы не относимся к числу таковых?

Шелепин покачал головой.

— Во всяком случае, мои люди в милиции и ГУБОПе ничего о таком не говорят. Да и вправду у покойного есть несколько более резких конкурентов. Я так думаю, что кто-то из них его и похоронил.

— За этим можно к гадалке не ходить. И менты, значит, намерены устроить им веселую жизнь?

Шелепин кивнул:

— В принципе, да. Но ты же понимаешь — это не так просто сделать. Далеко не на всех, кто заинтересован в смерти Горчакова, есть достаточное количество компромата. Значит, всех инцидентов не предотвратить. Хоть что-то прорвется.

Осипов отпил немного остывающего кофе и сказал:

— Вот еще вопрос: а почему не предположить, что войны вообще не будет? Допустим, Горчакова грохнули за дело. Он мог просто задолжать кому-то. Тогда, ясное дело, войны не будет.

— Ничего не ясное. Обязательно найдется кто-то молодой и смелый, который думает, что надо делиться. Но если честно, то Горчаков не производил впечатления задолжавшего кому бы то ни было. Сам прикинь. Да и кому он мог быть должен, кроме своего «покровителя»? А тому выгодно было бы не убивать его, а посадить на короткий финансовый поводок. Романов — не дурак. И не станет рубить курицу, несущую золотые яйца. Значит, он ни при чем.

Осипов поставил чашку.

— На месте милиции я бы в первую очередь позаботился о том, чтобы закрыть Романова. Он с виновниками не станет церемониться.

Шелепин развел руками.

— Романов уже вовсю ищет. Мои ребята говорили, что шестерки Романова крутятся по всей Москве, спрашивают, вынюхивают. Но пока так, без наездов.

— Ясно. Так, а что теперь надо сделать мне?

— Быть готовым.

— К труду и обороне?

— Не только к обороне. Знаешь, подыщи трех-четырех надежных ребят, которым можно поручить настоящее дело. Таких, чтобы и в долю можно брать и не опасаться, что они нас кинут и придется устраивать полномасштабную поисковую экспедицию. Короче, ты меня понял.

— Понял. Найду. Про цели вы мне, конечно, ничего не скажете?

— Ты прав, не скажу. Но только пока. Я еще сам не знаю, понадобятся ли нам те, кого ты найдешь. Просто хочу, чтобы они были под рукой сразу, без поисков. Понимаешь?

— Конечно.

Шелепин кивнул и отпустил Осипова.

Тот вышел на улицу, уселся в машину, опустил стекло и закурил. Ну вот, Шелепина потянуло на подвиги. Ясно, что надежные люди ему нужны именно потому, что убит Горчаков и есть возможность хорошо погреть руки на чем-то ранее принадлежавшем покойному.

Романов такое, конечно, не одобрит. И если потом выяснит, кто виновен, — устроит много неприятностей. Правда, если выяснит.

Осипов решил пока не морочиться и просто найти людей.

Шелепин, оставшись наедине с собой, нервно закурил. В принципе, ему бояться было нечего — к ликвидации Горчакова он не имел ни малейшего отношения. Но сдуру можно попасть под раздачу в таком деле.

Правда, зная Романова, можно сказать, что беспредела этот человек не допустит, даже если заподозрит неладное. Первым делом попробует все решить, как говорится, по понятиям. Ну а если не получится — тогда начнется веселье. Отступление от этого правила может быть только в том случае, если у Романова найдутся неопровержимые улики. На своем уровне, конечно; это же не милицейское расследование! Тут не надо килограммов бумаги и нескольких свидетелей.

По всему выходило, что бояться Шелепину нечего. Но вот беда — страх накрепко сидел в крови и теле этого человека. Он настолько проник в саму сущность Эдуарда, что даже не замечался неким аномальным явлением. Более того, можно было смело говорить, что именно страх сделал Шелепина тем, кем он стал.

Началось все еще после школы, когда Шелепина пугали армией, институтом и просто тем, что он сдохнет под забором. Непростой диапазон, что тут говорить. Получалось, что куда ни кинь — всюду клин. И спасения нет. Или тебе отобьют и поломают все, что нужно организму для нормальной жизнедеятельности, или ты попадешь в заштатный научно-исследовательский институт и всю жизнь проживешь впроголодь. Или, став учителем или врачом, заработаешь неврастению к сорока годам. Ну, про участь среднего бомжа и говорить нечего. Хотя с чего бы? Семья у Шелепина была обыкновенная.

А может, потому и были эти страхи. Если ты не сильный мира сего, если не способен всерьез заступиться за себя, то может однажды получиться так, что окажешься на улице… В жизни Шелепина был показательный пример, когда он еще учился на втором курсе университета.