Александр Тамоников - Комендантский год

– Вы сейчас про кого рассказываете? – шутя осведомился Вадим.

– Не верится, правда? Он женился, супруга родила трех дочерей. Но сейчас следы семьи затеряны. Брат их куда-то спрятал, чтобы у органов НКВД слюнки не текли. В общем, это был образцовый советский гражданин. Потом начались неприятности. Он взялся критиковать коллективизацию, за что и вылетел из партии. Потом арест, освобождение, снова задержание. Из него выбивали признательные показания по участию в антисоветской деятельности. Мне трудно судить, в чем он тогда был замешан, а в чем нет. Бронислав стал замкнутым, слова не вытянешь. Дважды его освобождали, не находили доказательств преступной деятельности. Над нами нависла угроза высылки. Я даже ездила в Москву, добилась встречи с товарищем Шверником Николаем Михайловичем, первым секретарем ВЦСПС. Он выдал постановление об отмене выселения и отправки на Север. В тридцать седьмом году Бронислава в третий раз арестовали и осудили за принадлежность к какой-то контрреволюционной группе.

– К какой-то? – Вадим нахмурился.

– Бронислав сам не понимал, говорил про Трудовую крестьянскую партию или что-то в этом роде. О существовании такой партии ему рассказал следователь. Бронислав шутил. Мол, даже названия не могу запомнить, в чем участвовал. На коленке выдумывают эти антисоветские организации.

– Осторожнее, Алевтина, – заявил Вадим. – Вы сейчас договоритесь до того, что дела о принадлежности к контрреволюционным организациям сплошь и рядом сфабрикованы, а сами они – плод больной фантазии следователей. По-вашему, так и происходит?

– Что вы, я такого не говорила. – Алевтина напряглась. – Но почему в стране победившего социализма оказалось так много врагов? Товарищ Сталин сам сказал: лес рубят – щепки летят. Значит, может достаться и невиновным, верно? Крайне редко, но случается и такое. Да, возможно, Бронислав в чем-то участвовал, а нас обманывал. На этот раз дали ему ссылку. Сначала он отбывал ее в Омской области, потом переселился в Шадринск под Курганом, работал технологом по производству спирта. В тридцать девятом я ездила к нему туда. Бронислав неплохо себя чувствовал, хвастался здоровьем, строил планы. С этого времени мы вживую не встречались, пару раз обменивались письмами.

– В сороковом его завербовал НКВД, – сказал Вадим. – Ваш брат получил кличку Ультрамарин, постукивал в отдел по разработке ссыльных троцкистов.

– Я об этом не знала, – прошептала Алевтина. – В начале сорок первого его освободили и отправили на выселение в Локоть. Он устроился главным технологом на спиртовом заводе, писал, звал в гости, но я никак не могла вырваться. На работе не отпускали. Клялась, что приеду летом, а потом началась эта проклятая война.

– Значит, затаил ваш брат обиду на советскую власть и выместил ее страшно, нечего сказать.

Алевтина отвернулась.

За окном мелькали березовые рощи, простирались волнистые луга, усыпанные полевыми цветами. Пять минут назад они проехали последнюю деревню, и больше населенные пункты не попадались. Остался за спиной мотоциклетный пост. Военнослужащие вермахта контролировали дорогу. Подобные разъезды попадались тут часто.

Вадим сомкнул глаза, провалился в сон, очнулся и обнаружил, что прошло еще полчаса.

Дорога погружалась в глуховатый осинник. Кривые ветки скребли по кузову машины, идущей впереди. Мерно покачивались каски солдат. Мотоцикл не отставал. Дремал пулеметчик в коляске.

– Где мы? – спросила Алевтина и завертела головой.

– Боитесь, проедем? Полтора часа в пути. Минут через сорок будем на месте.

– Это уже Локотский округ?

– Полагаю, да.

Мелькнул дорожный указатель с надписью на немецком языке. Прочесть ее Зорину не удалось.

Колонна вырвалась на открытый участок. Справа за перелесками грудились крыши домов, похожие на грибные шляпки в зарослях травы. К деревне вел петляющий проселок.

В ухабах, недалеко от основной трассы, застряла старая советская полуторка. Люди в немецкой форме, но с какими-то подозрительными славянскими лицами выталкивали ее из ямы. За спинами у них болтались советские автоматы «ППШ». Водитель газовал, полицейские ругались, передние колеса прокручивались вхолостую. А мужики прервали работу, чтобы передохнуть, равнодушно смотрели как мимо проходит немецкая колонна. Один из них изобразил неприличный жест с использованием локтя правой руки, остальные засмеялись.

«А ведь немцы в этой местности и впрямь не такие уж хозяева», - подумал Вадим.

Со стороны деревни на выручку мужикам прыгал старый трактор прицепом, в нем был закреплен на турели станковый пулемет Максим без броневого щитка - это смотрелось и необычно. Битва за урожай.

- Вы в Локте никогда не были? - спросил Вадим.

- Не была, - ответил Алевтина. - Но много читала про этот город, особенно после того как оттуда стали приходить письма от брата. - Это необычное место, знаете. В середине восемнадцатого века, земли Севского уезда, куда входил Брасовский стан, императрица Елизавета пожаловала, и генерал фельдмаршал Апраксин и тот перенес свою резиденцию в Локоть. В имении был построен роскошный четырехэтажный дворец, разбит парк с прудами и фонтанами.

- Поблёк он к нашему времени, - сказал Вадим. - В годы моей юности, в бывшем дворце размещалась районная больница.

- Это правильно, - заявила Алевтина. - Всю буржуазную роскошь надо поставить на службу людям. Через сто с лишним лет владельцами имения стали наследники российского престола - великие князья Георгий и Михаил Александрович. Они активно взялись за посёлок, проложили водопровод, разбили парк, строили многоэтажные, каменные здания, предприятия легкой и пищевой промышленности, основали конный двор. Перед Мировой войной заработали чугунолитейные и механические заводы.

- На последнем работали наши соседи, - вспомнил Вадим. - Всей своей дружной семьей. Нормальные были люди, эти Пчелинцевы. А завод разросся и выполнял план.

- Дальше можете не рассказывать, я все это знаю. Городской парк в тридцатые годы ещё стоял, дома тоже, водопровод худо-бедно держался. Перед моим отъездом Локоть стал районным центром, а затем посёлком городского типа.

- А братец ваш на пару с дружком своим Воскобойниковым, объявили его городом, чуть ли не центром мироздания…

Ручная граната взорвалась под колёсами головного автомобиля, хлестнули автоматные очереди, Вадим навалился на спутницу, приезжал к сидению. Алевтина взвизгнула, стала брыкаться. Что за чёрт? И это называется безопасной зоной?

Колонну кто-то подкараулил в низине, посреди смешанного осинового и берёзового леса. Стреляли с права в упор, как минимум из десятка стволов. В дыму происходило что-то страшное, полыхали вспышки, орали люди, земля дрожала, ходила ходуном. Сдавленно выла Алевтина. А грузовик получил серьёзные повреждения, распахнулась дверь, водитель покатился в канаву, с обратной стороны с подножки слетел контуженый обер-лейтенант Вайс: он потерял фуражку бертона, кричал, дыбом стояли светлые волосы. Офицер выхватил люггер из кобуры, дважды выстрелил в сторону леса, после чего перегнулся пополам и повалился в канаву. Уцелевшие солдаты открыли огонь, давай спрыгнули, залегли под колёсами. Один схватился за гранату с длинной рукояткой, ухитрился бросить её, добавил гороха к бедламу царящему вокруг.