Александр Тамоников - Свой с чужим лицом

Противник начал переходить к активным действиям. Солдаты встали и двинулись вперед. Со стороны поля велся непрерывный огонь. Пули буравили снег, сбивали кору с деревьев.

Снова кто-то вскрикнул, перевалился на спину.

– Держитесь, братцы! – прорычал Шубин. – Выстоим, немного осталось!

Зла уже не хватало на этих черепах. Где они?

Шубин вогнал в гнездо последний магазин, дернул затвор. Его группа несла потери, а противник приходил в чувство, начал давить. Солдаты поднялись, пошли в атаку. К смерти эсэсовцы относились философски. Раз фюрер приказал, значит, так надо.

Замолчал партизанский пулемет.

– Федор, ты жив? Почему не стреляешь? – прокричал Глеб.

– Да жив я! – ответил тот. – Только патроны кончились! Гришка, спишь? Тащи диски!

– А я рожу их тебе? – проорал Григорий. – На тебя, Федька, не напасешься! О будущем не думаешь!

Беззлобная ругань в исполнении близнецов в этот час звучала крайне мило. Оба схватились за автоматы, стали палить, крича в унисон.

Не выдержал бородатый партизан в колхозной телогрейке, стал отползать, за что подвергся жесткой критике со стороны Косаренко. Он застыл, начал шарить по карманам, извлек гранату РГД.

Немцы поднялись в полный рост, побежали. Слабый огонь уже не мог их остановить. Падали подстреленные солдаты, но остальные продолжали атаковать.

Наконец-то появились люди Прокопия Тарасовича. В тылу противника разгорелась стрельба, прокатилась вереница разрывов, вспыхнул замыкающий грузовик.

Немецкий пулеметчик лихорадочно разворачивал свою бандуру, но граната взорвалась между его ног, части туловища разлетелись. В рядах врага снова вспыхнуло замешательство. Метались по полю фигурки в черных шинелях, искали место, свободное от пуль. Улюлюкали люди вокруг Шубина.

– Поживем еще, товарищ лейтенант! – заявил Толик Иванчин.

Партизаны и красноармейцы приободрились, снова открыли огонь, валили солдат, по инерции бегущих вперед. Атака застопорилась, немцы падали в снег, отползали. Они попали в клещи, командиров у них не осталось. Сдаваться в плен было глупо, равносильно самоубийству. У советских людей уже сложилось особое отношение к спаренным молниям и прочим черепам с костями.

Выскочил из-за дерева Краев, бросился навстречу фашистам, швырнул гранату и покатился в сугроб. Осколки не достигли цели, но страха наделали.

Немцы пустились наутек, но и в тылу у них было жарко. Оставался единственный путь к отступлению – лес на левом фланге. Туда и потянулись уцелевшие фашисты. Из чащи, расположенной напротив, с грозными криками выбегали партизаны Разжигаева.

– Ложись! – закричал Шубин. – Не стрелять, прижаться к земле! Иначе свои посекут!

Это было не пустое предупреждение. Народ увлекся, забыл о товарищах. Бойцы лежали в снегу, ждали, пока уляжется эта свистопляска.

До леса добежали только две дюжины из разбитого неприятельского войска. Многие без оружия, израненные, потерявшие каски и даже сапоги.

Партизаны стреляли им вслед, испускали победные вопли. Дальше опушки они не пошли, тоже выдохлись. Ликующие люди посыпались из леса. Не каждый день удается разгромить роту головорезов! Победители цепью шли по полю, добивали раненых фашистов, поджигали грузовики.

Люди вокруг Шубина вставали, неуверенно улыбались.

– Господи, одолели гада! – пробормотал пожилой бородатый партизан, подозрительно смахивающий на попа, и перекрестился.

Уселся в снег смертельно бледный Краев, уставился в одну точку. Пуля сбила шапку с его головы, но он не знал об этом.

Чиркал бракованными спичками Косаренко.

По дороге мимо горящих машин бежала растрепанная Антонина Сотникова. Она была белее муки, сильно прихрамывала. Девушка остановилась и растерянно уставилась на мертвого Леньку Пастухова. Парень лежал, раскинув ноги. Его палец застыл на спусковом крючке. Шансов не было. В разбитой височной кости чернел сгусток крови.

Антонина облизнула губы и перевела глаза на Барковского. Тот лежал неподалеку с открытыми глазами, сжимал кулаки.

Антонина покачнулась, села в снег и заревела в полный бабий голос.

Тела погибших были доставлены в отряд. Люди впряглись в сани, протащили их по мостику. Они хоронили товарищей на краю лагеря, снова долбили кирками и ломами мерзлую землю.

В ходе двух последних операций Разжигаев потерял полтора десятка человек. Четверо были ранены, хотя и могли передвигаться самостоятельно. У Шубина остались пятеро – подавленные, безмерно уставшие. Зато оружия и боеприпасов партизаны набрали гору. Им пришлось волочь отдельные сани, благо дорога была не дальней.

– Ну что, бросаете нас, товарищ лейтенант? – со вздохом сказал Разжигаев. – Привыкли мы к вам, славно время провели.

– Да уж, не поспоришь, – произнес Шубин. – Но надо уходить. Новый год не за горами, хотим в части встретить. Поспим часа три и в путь, вместе со всеми подозрительными лицами.

– Точно, забирайте эту троицу, – заявил командир отряда. – Ни к чему нам эти головные боли, своих хватает.

Поспать Глебу удалось совсем немного. В соседней землянке взахлеб рыдала Антонина, твердила, что это она во всем виновата. Ее успокаивала повариха.

Потом перед глазами Шубина стали подниматься мертвые. Их становилось больше, им не было конца. Процессию павших возглавляли Барковский и Леха Карабаш. Они пристально смотрели в глаза командиру и, видимо, хотели что-то сказать ему.

Потом на базу опять прибежал пацан, и вновь началась суматоха.

«Этого малька хоть не пускай», – мрачно подумал Глеб, отыскивая сбежавшие валенки.

Командир и комиссар были непривычно взволнованы. В направлении базы снова шли каратели. Теперь не рота, гораздо больше. В колонне шли два бронетранспортера, а также мобильная батарея минометов, способных вести огонь из кузова или прицепа.

Теперь удерживать базу было бесполезно. Пеший противник в лагерь не войдет, но что мешает ему накрыть ее минометным огнем? Тут никакие землянки не помогут. Кончатся боеприпасы, фрицы еще подвезут.

– Вам решать, Прокопий Тарасович, – сказал Шубин. – Лично мы уходим. В противном случае не сделаем свое дело. Я не советую вам принимать бой. Всем понятно, чем он закончится. Уходите, уводите людей через болото. К чему это глупое самоубийство? Вы еще можете принести пользу Родине.

– Надо решать, Прокопий, – заявил комиссар. – Шубин прав, мы еще можем быть полезными. А какой прок от мертвых?

– Ладно, сунем в задницу свою гордость. – Командир погрустнел. – Имеем час в запасе, пока солдаты не окружат и болота. Должны проскочить, не так уж нас много. Начнем новую жизнь на новом месте, так сказать. В Илюшинском бору есть резервная база. Немцы туда еще не заходили.