Александр Тамоников - Огненный тыл

Мерно поскрипывал полевой телефон с фоническим вызовом – устройство в металлическом корпусе, с тканевыми лямками для переноски. Шнур трубки крепился к аппарату штепсельной вилкой. Недовольно морщился небритый обер-ефрейтор в кителе с расстегнутым воротом – качество связи оставляло желать лучшего. Треснул эфир, он отдернул руку, поковырялся пальцем в ухе, скорчив при этом такую мину, словно из трубки ему выстрелили в голову. Прошло соединение – он облегченно выдохнул.

– Дитер, это «третий», у нас все тихо. Дитер, слышишь меня? – Он несколько раз повторил последнюю фразу. Абонент отозвался. – Происшествий нет, следующий вызов через полчаса… Спасибо, Дитер, и вам удачи, в этой стране она нам точно не помешает, – обер-ефрейтор оскалил хорошо сохранившиеся зубы и пристроил трубку на рычаг. Перехватил взгляд сидящего напротив обер-гренадера, натянуто усмехнулся: – Все нормально, Курт, дозвонился.

– Ты словно из боя вышел, Леонард, – товарищ вытер носовым платком вспотевший лоб.

– В этой стране отвратительная связь, – пожаловался сослуживец, – невозможно понять почему. До Дитера два километра, а слышимость такая, будто он в Лейпциге.

– Ты еще вспомни, какие здесь дороги.

– Дороги? – удивился собеседник. – Разве в России есть дороги? Знаешь, дружище, если бы в России были дороги, мы бы уже давно пришли в Москву.

– И жара отвратительная, – посетовал из соседней воронки осанистый унтер-офицер Берг. – Разве можно существовать в такой жаре? Это не страна, а какая-то сатанинская баня.

Он сидел в воронке в гордом одиночестве, пристроив в качестве сиденья обломки снарядного ящика. Карабин «маузер» покоился между коленями, унтер закатал рукава кителя с белой окантовкой на бортах и рукаве – отличительным знаком пехотных частей. В жару грубое армейское сукно носилось плохо. Пик зноя давно прошел – солнце три часа назад миновало полуденную отметку. Но все равно было жарко, душно, хотелось освежающего ветерка.

– И население в этой стране не очень гостеприимное, – развивал тему обер-гренадер. – Я даже молчу про так называемую армию – это сборище совершенно неподготовленных, плохо одетых и слабо вооруженных людей. Порой они доставляют нам хлопоты. Мы их гоним, берем в плен сотнями тысяч, а они берутся непонятно откуда, нападают толпой, им совершенно плевать, что их сейчас убьют, а другой жизни не будет. Я ловлю себя на мысли, что совершенно не понимаю этих людей. Порой они непредсказуемы.

– Армия-то ладно, – засмеялся Леонард, – а вот жара, плохая связь, отсутствие дорог – это вещи серьезнее.

– Довольно болтать, – перебил унтер. – Внимательно следите за местностью и прекращайте курить. Остался час, надеюсь, нас вовремя сменят.

Извиваясь задом, унтер выполз на гребень воронки. Аванпост был вынесен за пределы позиций пехотного батальона. Расположение части отсюда не просматривалось. Телефонный провод убегал на запад по высокой траве, терялся в перелеске. Последний не отличался размерами, за ним находилась еще пара таких же, растительность сливалась, и создавалась иллюзия сплошного лесного массива.

Местность на востоке болотистая. С севера и юга открытое пространство сжимали лесистые низины, плотно заросшие подлеском и заваленные буреломом. По этим чащам не прошли бы ни люди, ни техника. Ширина открытого пространства – не больше двухсот метров. Зеленый ковер покрывал равнину, белели россыпи клевера. Несколько воронок от шальных снарядов пейзаж почти не портили. Идиллия сохранялась, если не всматриваться. День был в разгаре. По небу плыли перистые облака и хищные птицы с внушительным размахом крыла.

Дозор состоял из пяти человек – невдалеке обустроились еще двое. Гренадер Курцман лежал в траве и осматривал окрестности в полевой бинокль. Рядовой Шнитке, скорчившись в ямке, грыз травинку. Слиплись потные волосы. Пилотку с окантовкой он сунул за ремень, каска валялась в траве. Снаряжение создавало неудобства, но снимать его солдатам вермахта во время боевых действий запрещалось. Они таскали на ремнях серьезную тяжесть – и это не всегда оправдывалось. Два патронташа, фляжка, котелок, скрученная плащ-палатка на допниках – специальных ремешках для крепления снаряжения. Саперная лопатка крепилась в специальном чехле совместно со штык-ножом – все это вносило дополнительные неудобства. Завершали экипировку фонарь, притороченный шнурком к погону, и бачок противогаза, переброшенный через плечо.

Унтер потянул носом. Терпкий запах луговых трав щекотал ноздри. В правом леске пернатые твари учинили переполох – прыгали с ветки на ветку, заполошно кричали. Впрочем, гомон вскоре оборвался.

Рядовой Курцман улегся на бок, расширил сектор обзора. Теперь он оглядывал лесок, где шумели птицы. Ничего подозрительного наблюдатель не выявил, вернулся на исходную позицию. Унтер сполз в воронку, глянул на часы и стал моститься на обломках снарядного ящика.

– Вижу людей, – вдруг сказал Курцман.

Все насторожились, нахмурился унтер-офицер. Курт и Леонард в соседней воронке взялись за карабины, подались наверх. Со стороны далекой восточной опушки бежали четверо, махали руками, в которых что-то белело, – явно не оружие. Один из бегущих споткнулся, но быстро встал, засеменил, ускоряясь. Люди что-то кричали.

– Русские солдаты, – спокойно сообщил Курцман. – Их четверо, без оружия, бегут к нам. Малиновые петлицы – это русская пехота.

– В атаку идут? – пошутил Курт.

– Не думаю. Они без оружия, без ремней и головных уборов, – чувство юмора гренадеру Курцману было недоступно. – Разрешите открыть огонь, господин унтер-офицер?

– Не будем торопиться, пусть подойдут ближе.

– Это русские перебежчики, – констатировал Курт. – Они размахивают листовками, которые наша авиация сбрасывает им на головы. Посмотрите, какие трусы, господин унтер-офицер – они же зеленые от страха, боятся, что мы по ним стрелять начнем.

– А ты бы не боялся? – ухмыльнулся Берг.

Перебежчики перешли на шаг, стали неуверенно переглядываться друг с другом. Теперь и без бинокля было видно, как они взволнованы: облизывают губы, утирают потные лица.

– Господа, не стреляйте! – крикнул рослый боец с искаженным пятнистым лицом, – мы сдаемся!

– Нихт шизен, нихт шизен! – загорланил темноволосый молодой красноармеец. Он пытался улыбнуться, но выходила какая-то сатирическая гримаса. Познания в немецком языке у парня были явно однобокие.

Унтер привстал и с ехидной улыбкой начал делать приглашающие жесты. Поднялись и остальные. Вылезли из воронки Курт и Леонард, расставили ноги, подняли карабины. И вновь трусливый переполох в рядах неприятельского «войска».