Дэвид Балдаччи - До последнего

Клер снова взяла со стола блокнот и ручку.

— Так почему же вы не обзавелись семьей?

— Годы пролетели незаметно, и теперь я для этого уже староват.

— И это все?

— А вам этого мало?

Она посмотрела на его лицо, вбирая взглядом одновременно обе его части — здоровую и изуродованную. Веб по привычке повернулся к ней неповрежденной стороной лица.

— Вы всегда так поступаете?

— Так — это как?

— Поворачиваетесь здоровой стороной лица к своему собеседнику.

— Не знаю. Признаться, я об этом никогда не думал.

— Мне кажется, Веб, что вы очень хорошо обдумываете все свои поступки.

— Возможно, это вам только кажется.

— Все может быть... Кстати сказать, мы с вами еще не говорили о ваших отношениях с противоположным полом. Вы встречаетесь с кем-нибудь?

— Работа почти не оставляет мне для этого времени.

— Тем не менее все члены вашей группы были женаты.

— Вполне возможно, они были более удачливыми по женской части, чем я, — сухо сказал он.

— Скажите, когда вы получили ранение в лицо?

— Скажите, нам необходимо об этом говорить?

— Похоже, разговор на эту тему вам неприятен. Но мы можем поговорить о чем-то другом.

— Почему же? Я уже давно привык к своему лицу, и никаких беспокойств оно мне не доставляет.

Веб встал и снял куртку. Клер с удивлением за ним наблюдала. Между тем он расстегнул воротник рубашки и продемонстрировал ей пулевой шрам на шее.

— Меня ранило в лицо за секунду до того, как пуля пробила мне шею. — Он указал пальцем на шрам над ключицей. — Парни из «Свободного общества», состоявшего из белых экстремистов, захватили школу в Ричмонде. Так вот, после того как мне обожгло лицо, в меня выстрелили из «магнума» 357-го калибра. Чистая круглая рана, пуля прошла насквозь. Всего на один миллиметр левее — и я был бы убит наповал или остался бы калекой. У меня есть и другие шрамы, но их я вам показывать не буду. Например, след от пули, которая прошла у меня под мышкой. Эта пуля на нашем жаргоне называется «бур», потому что напоминает бурильную установку, которую строители использовали, когда копали тоннель под Ла-Маншем. Это весьма серьезный снаряд со стальной рубашкой, имеющий скорость в три «маха» и вращающийся в полете. Он пробивает любую броню и размалывает кости в пыль. Ну так вот, эта самая пуля несколько раз повернулось внутри меня, вышла наружу в области лопатки и убила парня, который стоял у меня за спиной и примеривался, как бы получше раскроить мне череп своим мачете. Если бы это был не «бур», а разрывная пуля «дум-дум», она так и осталась бы в моей шкуре, а парень с мачете успел бы осуществить свое намерение. — Тут он улыбнулся. — Представляете, как все удивительно совпало?

Клер сидела, опустив глаза, и молчала.

— Эй, док, поднимите голову — не уверен, что вам удастся еще раз такое увидеть. — Он повернулся к ней изуродованной стороной лица. — Увечье такого рода получаешь, когда в тебя швыряют термическую гранату. По счастью, благодаря моим стараниям мой друг Лу Паттерсон избежал подобной участи. Лу Паттерсон — муж той женщины, которая настроила против меня общественное мнение. Уверен, что вы видели по телевизору, как она в меня плевала... Когда граната взорвалась и физиономия у меня загорелась, мой жетон намертво приварился к моей щеке. Говорят, когда меня доставили в госпиталь в Ричмонде, врач и медсестра, которым пришлось лицезреть мои раны, упали в обморок. Все эта сторона лица представляла собой огромную зияющую дыру. Я перенес пять операций, но боль, Клер, все никак не проходила. Меня даже к кровати привязывали — так я дергался. Потом, когда я увидел, что сделалось с моим лицом, у меня было только одно желание: сунуть в рот пистолет и нажать на курок. И я был недалек от осуществления этого намерения. Когда же я поправился и вышел из госпиталя, вы не представляете, как пугались и визжали молодые женщины, стоило им только увидеть старину Веба. Сами понимаете, что после этого мне пришлось спустить свою телефонную книжку в унитаз. Так что с женщинами я теперь практически не встречаюсь, а семейная жизнь представляется мне унылым занятием, главное место в котором занимает процесс накопления и выбрасывания мусора и стрижка газонов. — Веб застегнул рубашку и снова сел на стул. — Хотите узнать что-нибудь еще? — спросил он с обезоруживающей улыбкой.

— Я видела пресс-конференцию Бюро, где рассказывалось, как вы получили эти раны. То, что вы тогда сделали, — настоящий подвиг. Тем не менее вы, как мне кажется, считаете себя человеком непривлекательным и не способным нравиться женщинам. — Она посмотрела на него и добавила: — Вот я и спрашиваю себя, в самом ли деле вы думаете, что из вас получился бы хороший отец.

Черт бы побрал эту бабу, подумал Веб. Она, оказывается, еще не закончила.

— Я бы хотел так думать, — сказал он ровным, спокойным голосом, изо всех сил стараясь сдержаться.

— Так «хотели бы думать» или думаете?

— Ну и вопросики. У вас нет полегче? — сердито сказал Веб.

— Как вы думаете, если бы у вас были дети, вы бы их били?

Веб приподнялся со стула.

— Клер, меня так и подмывает уйти и никогда сюда не возвращаться!

Она взглядом заставила его опуститься на стул.

— Вы должны мне доверять, помните? Психотерапия — вещь не простая. Особенно если у вас есть проблемы, которых вам не хочется касаться. Все, чего я хочу, — это помочь вам, но вы должны играть со мной честно. Если вам нравится актерствовать — это ваше дело. Но я бы предпочла тратить время более продуктивно.

Некоторое время психиатр и служитель закона гипнотизировали друг друга пронизывающими взглядами. Первым моргнул и отвел взгляд Веб. Он вдруг вспомнил семью Романо и подумал, что поладить с Энджи куда проще, чем с Клер.

— Я бы не стал бить своих детей. Какого черта? Меня колотил Стоктон, и я испытал, что это такое, на собственной шкуре.

— То, что вы говорите, представляется абсолютно логичным. Но реальность такова, что родители, которые лупят своих чад, сами в детстве получали колотушки от родителей. Как выясняется, учиться на ошибках своих родителей не так просто, поскольку наши эмоции далеко не всегда в нашей власти. Все закладывается в детстве. У детей же логика развита хуже, чем чувства. Кроме того, они не в состоянии противостоять насилию и много лет подавляют в себе ненависть, гнев и чувство беспомощности. Все это не проходит бесследно. Подвергавшиеся насилию дети вырастают и заводят своих детей. Если им удается разобраться в своих проблемах, из них получаются чудесные родители. Но во множестве случаев подавлявшиеся в течение долгого времени гнев и ненависть выходят наружу и направляются против собственных детей. И история повторяется.