Александр Аввакумов - Конец Пиона

– Как дела, корешок? – обратился к нему незнакомый военнопленный. – Не расплещи пайку, а то останешься голодным. Здесь дважды не наливают.

Тарасов взглянул на него и, поставив на пол банку, стал забираться в вагон.

– Ты что, с голодухи язык проглотил? – снова услышал он все тот же голос у себя за спиной.

– Слышишь, отстань от меня, – произнес Александр и, взяв в руки банку, направился на свое место. – Ты что ко мне пристал? Нарваться хочешь?

– Я что-то тебя не понял? Это ты кому сказал? Мне, что ли?

В том, что будет драка, Александр уже не сомневался. Он отодвинул подальше банку и посмотрел на своего противника, который сбросил с себя шинель и расстегнул гимнастерку, обнажив синюю от наколок грудь.

– Чего смотришь? Испугался? – с угрозой в голосе произнес он. – Я сразу тебя раскусил, фраерок. Ты – офицер!

Шрам на лице Александра стал красным и похожим на высушенный стручок горького перца. Он вовремя успел увернуться от прямого удара противника. Блатной хотел еще раз ударить его, но Тарасов увернулся и от этого удара, а затем уже сам нанес сильный удар правой рукой в челюсть. Когда противник отлетел в сторону и попытался подняться на ноги, он снова ударил его ногой в пах. Мужчина тихо ойкнул и повалился на пол вагона.

– Кто еще чем-то недоволен? – обратился Тарасов к застывшим от удивления военнопленным. – Может, ты или ты?

– Нет, – дрожащим голосом ответил дружок поверженного врага и моментально исчез за спинами военнопленных.

***

Тарасов сел на пол и, пододвинув к себе банку с супом, начал есть. Он иногда бросал взгляд на корчившегося от боли мужчину, на низком покатом лбу которого блестели капельки пота. Тем временем на перроне послышалась команда, и вдоль вагона побежали немецкие солдаты. Дверь с лязгом закрылась, и в теплушке снова стало темно. Вскоре состав дернулся и стал набирать скорость.

Дорога от Полтавы до Борисова заняла около трех суток. Состав с прицепленной к нему теплушкой иногда останавливался среди поля и стоял часами, пропуская идущие из Германии поезда с техникой, а с востока – то, что оставалось от той техники, которая столкнулась с частями Красной Армии. От вида разбитой техники на душе у Тарасова становилось веселее.

«Значит, лупят вас наши солдатики, – думал он. – Выходит, научилась наша армия бить вас».

Февральским утром состав прибыл в Борисов, где его загнали в дальний тупик. Прошло часа три, прежде чем военнопленные услышали шум подъезжавшей грузовой машины. Раздалась команда, и дверь вагона открылась. Над Борисовым висело серое свинцовое небо, которое периодически изрыгало из себя, то белый пушистый снег, то дождь.

Машину подогнали прямо к дверям вагона, и под охраной немецких солдат началась выгрузка. Александр не спешил выходить из теплушки, так как, судя по габаритам грузовика, разместить их всех в одной машине было невозможно. Так оно и получилось. Машина с полным фургоном тронулась, а остальные военнопленные остались на перроне ждать другой автомобиль. К Тарасову подошел Проскурин и встал рядом.

– Что теперь скажешь, Миша? – поинтересовался у него Александр. – Я не ожидал увидеть тебя среди курсантов. Выходит, и ты променял свои идеалы на эту собачью жизнь?

Проскурин хотел что-то ответить, но прозвучавшая команда не дала ему этого сделать. Они быстро построились в небольшую колонну и двинулись вперед. Миновав окраину города, направились в сторону синеющего вдалеке леса.

Проскурин снова пристроился рядом с Тарасовым. Он явно хотел о чем-то переговорить, но, по всей видимости, не решался. Вскоре они поравнялись с опушкой леса. Только сейчас они заметили, что вся территория этого небольшого лесного массива огорожена колючей проволокой. Кругом висели таблички, предупреждающие о том, что это запретная зона и вход в нее запрещен: за нарушение приказа – смерть.

«Похоже, пришли», – подумал Тарасов, проходя через открытые ворота на территорию разведшколы.

– Стой! – скомандовал унтер-офицер, и колонна остановилась.

К ним подошел немецкий офицер и на русском языке приказал построиться в одну шеренгу. Когда они выполнили команду, он, молча, обошел строй. Неожиданно он подошел к Тарасову, внимательно посмотрел в глаза, а затем ткнул в его грудь стеком.

– Фамилия? – спросил он.

– Тарасов, – выпалил Александр на одном дыхании, вспоминая инструктаж Проценко.

– В каких частях служили до плена? – поинтересовался офицер.

– В пехоте, господин офицер.

– Хорошо. Водить автомашину можете? – продолжил спрашивать его немец.

– Нет, господин офицер.

Вскоре на плацу появились несколько человек в немецкой форме без погон, которые выстроились напротив их строя.

– Знакомьтесь, это ваши инструкторы, которые научат вас многому: профессионально убивать, радио и минному делу, а тех, кто не умеет водить машину, обучат и этому ремеслу, – произнес офицер и, повернувшись к ним, приказал разбить шеренгу на три группы. Когда его команда была выполнена, он приказал инструкторам, чтобы они отвели курсантов в баню и переодели их в чистую одежду.

Баня мало походила на ту, к которой привык Тарасов. Вода в кране была теплой, и он с большим удовольствием смыл с себя всю лагерную грязь. Переодевшись в чистое нательное белье, они прошли в соседнее помещение, где им выдали немецкую армейскую форму без погон и нашивок. Несмотря на внутреннее сопротивление, Александр натянул на себя брюки и китель. Получив пилотку и сапоги, он быстро оделся и вышел на улицу, где строились прибывшие в школу курсанты.

***

Вечером Тарасова под охраной автоматчика завели в кабинет, где за большим столом сидели четыре немецких офицера и человек в темном штатском костюме, которого он уже встречал в фильтрационном лагере. Именно он тогда интересовался его переходом через линию фронта. Солдат вышел из кабинета и плотно закрыл за собой дверь.

– Фамилия? – спросил знакомый немецкий офицер. – Воинская часть, в которой вы ранее служили? Причина вашего дезертирства из действующей армии?

Александр назвал свою фамилию, номер воинской части и командиров, а затем стал рассказывать причину, по которой оставил часть. Закончив рассказ, он посмотрел на майора, который делал какие-то отметки в блокноте.

– А сейчас расскажите о себе, – обратился тот к нему, – где и как жили, чем занимались до войны. Хочу предупредить вас, Тарасов, что все будет перепроверено нашими людьми, которые находятся в тылу советской армии. Если вы нас обманули, мы вас повесим. Вам понятно?

– Да, господин офицер, – ответил Александр.

– Тогда рассказывайте, – сказал майор и, удобно развалившись в кресле, закурил сигарету.

Тарасов рассказывал все, начиная со своего рождения и заканчивая переходом линии фронта вместе с Проценко. Его несколько раз прерывали и просили снова и снова рассказывать тот или иной эпизод из его биографии. Наконец, он закончил свой рассказ и замолчал.