Андрей Дышев - Игра на выживание

Охватившее меня волнение заставило резко надавить на педаль тормоза. Я вышел из машины и присел на капот. Чувство отчаяния и упадка быстро вытесняло какое-то другое – агрессивное, злое, напористое. Нет, Лобский, ничего у тебя не выйдет! Не на того напал! Подавись своим подвалом! Придет время, у меня будет другой офис. Это все мелочи жизни. Но вот Ирэн тебе не получить никогда! И никогда тебе не победить в Игре на выживание. Потому что ты изнеженная ковровая вошь, а не боец. И потому что я кидаю тебе вызов!

Я немедленно позвонил Морфичеву.

– Где же ты пропадаешь! Непорядок! Надо быть дисциплинированным! – по-армейски отчитал он меня. – Я уже в "Сатурне". Сейчас начнется последний инструктаж и выдача снаряжения. Кстати, ботинки я тебе подобрал.

Я пообещал, что буду через несколько минут, и помчался к кинотеатру как на пожар. Фойе на этот раз было немноголюдным, меня пропустили по списку, когда я назвал свою фамилию. Сцену разобрали, софиты вынесли. У стеклянной стены толпились уже знакомые мне игроки и спасатели. Над толпой возвышался ведущий. Хорошо поставленным голосом он говорил об Игре и при этом размахивал руками, словно дирижер. Я поискал глазами Ирэн. Она стояла под пальмой, растущей из ящика, и была в тех же джинсах и свитере, в каких и вчера. Сколько я знаю Ирэн, она никогда не надевала одно и то же два дня подряд. Выходит, не ночевала дома? Я едва подавил в себе желание круто развернуться и выйти на улицу.

– Друзья, – говорил ведущий без всякого пафоса, и даже с оттенком усталого пессимизма. – Мы работаем на зрителей. А зритель нынче пошел избалованный, фонограмму слушать не хочет, на постановочные кадры не смотрит, и сыгранной актерами драме не верит. И потому предупреждаю вас еще раз: у нас все будет по-настоящему. И страх, и боль, и усталость, и отчаяние. С вами может случиться всё, что угодно! Готовьтесь к настоящим потрясениям!

Толпа хором завыла от жутких перспектив, кто-то из женщин пискнул тонким голосом, словно ей наступили на ногу.

– Но зато и триста тысяч долларов – тоже настоящие! – кинул свой главный козырь ведущий, и игроки на сей раз издали дружный и радостный вопль. – Треть миллиона долларов получит самая сильная, выносливая и храбрая пара! У кого есть вопросы?

– В каком районе нас выбросят? – спросил кто-то из толпы.

– Этого пока не знаю ни я, ни летчики. Этого не знает никто, кроме продюсера.

– А кто продюсер? – спросил Лобский. Я узнал его по голосу. – Пригласите его сюда, мы его быстро разговорим!

Народ рассмеялся. Напряжение спадало. Все понимали – как бы их ни пугали, всё равно это всего лишь игра.

– Продюсер будет оставаться инкогнито до самого финала. Он и вручит главный приз победителю, – ответил ведущий.

Меня заметил Морфичев и притянул к себе.

– У меня складывается впечатление, что половина команд уже деморализована, – сказал он мне вполголоса и пожал руку. – Ведущий пугает совершенно непредсказуемыми поворотами в Игре… Ты выпачкался в чем-то белом. Намочи под краном носовой платок, и я вытру… Вылет сегодня в девять вечера. Перед посадкой обязательно поешь меда и орехов. Через силу, даже если не будет аппетита… М-да, ну и соперники нам с тобой попались! Взгляду зацепиться не за что. Лишь одна особа мне тут приглянулась. Взгляни – вот та шатенка у окна. Хороша, правда?

Я встал на цыпочки, посмотрел, куда показывал Морфичев, и увидел гордый профиль моей Ирэн. Я мысленно отметил, что у Морфичева отличный вкус. Лобский стоял рядом с Ирэн и о чем-то говорил ей. Лицо Ирэн было рассеянным, кажется, она слушала своего компаньона невнимательно. Мне показалось, что Ирэн ищет в толпе меня, но никак не может найти. Я встал, словно балерина, на самые кончики пальцев. Тщетно! Взгляд Ирэн, полный тоски, прошел мимо меня. Мне захотелось подпрыгнуть, чтобы она меня заметила.

– Я принес тебе ботинки, – шепнул Морфичев. – Только надень их перед посадкой в самолет, иначе отберут. Моя разведка доложила мне, что контроль будет очень жесткий. С собой разрешат взять только один предмет домашнего обихода. Ты сможешь преодолеть за ночь с полной выкладкой тридцать километров?.. Как? Только на лошади?.. Ну, ты шутник… По некоторым сведениям, нас выбросят в районе Прикаспийской низменности. Это степи, болота и солончаки. Эти места мне прекрасно знакомы. Так что твои горные навыки нам не пригодятся…

Проклятье! Из-за Морфичева я потерял Ирэн! Я вытягивал шею, крутил головой во все стороны, но никак не мог увидеть ее. Интересно, она в курсе того, что случилось с нашим агентством? Вряд ли Крот рассказал ей о своем подлом поступке. Он все просчитал. Две недели Ирэн будет играть на выживание. А когда вернется на Побережье и прикатит к агентству, то увидит другую дверь, и другую табличку. Вместо нашей аляповатой надписи "Детективное агентство" там будет красоваться какой-нибудь "Башмачок" или "Золотой кирзачок". И подумает, что я переехал в новый офис, и нарочно не сообщил ей адреса, потому что не желаю ее видеть. Этот поганец в лепешку расшибется, чтобы отбить у меня Ирэн. А потому я обязательно, кровь из носа, должен перед расставанием поговорить с ней. Я должен сказать ей что-то очень важное… Что же я хочу ей сказать? Во-первых, что паскудник Крот выселил нас из подвала. А во-вторых… во-вторых, чтобы она не исчезла, не пропала бесследно, и обязательно разыскала меня после Игры. А вдруг Ирэн спросит: "А зачем мне тебя разыскивать?" Вдруг она задаст вопрос в лоб: "Зачем? Зачем ты мне будешь нужен потом, когда я вместе с Лобским выиграю триста тысяч баксов и уеду с ним в красивую южную страну?" Что я отвечу? "Не торопись, милая, вдруг после Игры я прозрею и пойму, что люблю тебя и не могу без тебя жить!" Тьфу! Противно думать об этом! Да я хуже Крота, если предполагаю сказать Ирэн подобную пошлость…

– Ты меня совсем не слушаешь! – отвлек меня от мыслей Морфичев.

– Разве? – с деланным удивлением произнес я.

– Я говорю, что тебе необходимо подготовить специальные медикаменты для ног. Ноги – самое важное. Мы должны сберечь их любой ценой. А поэтому сейчас же купи себе пять пар хлопчатобумажных носков, а также тальк, широкий лейкопластырь…

Кажется, он начал мне надоедать. Игроки, возбужденные предстоящими испытаниями, оживленно переговаривались, задавали новые вопросы ведущему, но он уже отключил микрофон, и о чем именно его спрашивали, не было слышно. Я слегка подтянул рукава джемпера, чтобы был виден золотой браслет на запястье, и пошел по кругу к пальме, под которой несколько минут назад стояла Ирэн. Но ни ее, ни Лобского в зале уже не было. Я приуныл, сел на запыленную батарею отопления, и тотчас увидел через запыленное окно припаркованный у главного входа "мерседес". Передние двери его были распахнуты, Лобский сидел за рулем, а Ирэн – рядом. В руках у нее была стопка скрепленных листов с рукописным текстом. Разумеется, с такого расстояния я не мог разобрать ни слова, но хорошо видел, что Крот тычет своим коротким пальцем в строчки и отрицательно крутит головой, а Ирэн что-то выправляет карандашом, изредка кивает, спрашивает и хмурит лобик, покусывая при этом кончик карандаша. Знакомая до боли манера! Сколько раз мы с Ирэн, сидя у меня в кабинете, работали с документами, изобличающими преступника, и разрабатывали план действий. И моя дорогая сотрудница точно так же хмурилась, раздумывая над моими идеями, спорила, возражала и соглашалась, и точно так же покусывала кончик ручки. Почему-то странным и нелепым казалось мне то, что Ирэн, уйдя к другому, унесла с собой все свои привычки и манеры. Разве это справедливо – всё, что я ценил в Ирэн, всё, чем дорожил, все ее лучшие качества, которые я берег в ней, вот так просто достались какому-то деревянному чурбану, не пошевелившему пальцем для того, чтобы сделать Ирэн лучше.